Природа смеха в “Энеиде”

В концепции действительности он по-своему продолжает традиции украинской и русской сатирической литературы XVIII ст. и Г. Сковороды. Показывая общество социальное неоднородным, Котляревский в первую очередь представляет самосознание эксплуатированных слоев, которое сформировалось в течение исторического времени и воспринимается как обобщенная оценка их жизненной судьбы: “Беда беду, говорят, родит. Беда для нас – судьбы устав!” Социальное несправедливое общество порождает и антигуманную общественную мораль; в человеческих отношениях

нет ничего святого, даже в сфере семейных взаимоотношений:

Ты знаешь – дурень не берет:
У нас хоть немного кто смышленый
Умеет жить по правде сущей
То тот, хоть из отца, то сдерет.

Поскольку общество основано не на принципах естественного равенства людей и справедливости, а на “праве” сильного, который, руководствуясь своими эгоистичными интересами, заботится не об общем благе, а только о собственном обогащении и власти, социальная несправедливость и зло у Котляревского сосредоточены преимущественно в панско-чиновничьей среде. Не случайно, следовательно, что среди грешников, которые

тяжелыми карами отмаливают свои грехи в аду (“Энеида”, часть третья):

Начальники, пьявки человеческие
И все проклятые писари
Исправники все ваканцевы
Судьи и бестолковые стряпухи
Поверенные, секретари.

Панов за то там мордовали
И жарили со всех боков
Что людям льготы не давали
И ставили их за скоты.

Между тем у рая – “бедные, нищие, сумасбродные”, “вдовы бедные, беспомощные, которым приюта не было”. Есть там “также старшина правдивая, – бывают всякие господа”. Но писатель добавляет, что в рай попали немного хороших господ, потому что в жизни “немного сего чуда”.

Тенденция к сосредоточению пороков на боку барства, которая все более выразительно проявляется в творчестве последователей Котляревского аж пока не выльется у Шевченко в гневную и бескомпромиссную инвективу, направленную против народных гнобителей, уже имеющаяся у него, хотя и не стала еще ведущим идейным принципом. Поэтому в “Энеиде” представители одних и тех же общественных состояний и групп находятся и в раю, и в аду. В аду не все господа, не все судьи, а только те из них, которые “людям льготы не давали” или “по правде не судили”. Так же духовенство, попы и “крутопопы” отбывают здесь покарание за персональные грехи, за то, что пренебрегали своими обязанностями.

И не показывали пример в соблюдении норм христьянской морали. Большинство грешников – это люди с общераспространенными морально-этичными изъянами: злые мачехи и свекрухи, отчимы и скупые тести, сердитые шурины и сварливые золовки, невестки, пьяницы, бродяги, легкомысленные барышни, молодицы, “что вышли замуж за старых и т. п. В смоле здесь кипят целые цеха ремесленников, “писари плохих стихотворение”; здесь господа и мужики, шляхта и мещане, богатые и убогие, миряне и попы.

Хотя природа смеха в “Энеиде” органично связана с народной юмористичной культурой и бурлескной традицией путешествующих дьяков, с определенными элементами украинской и русской сатиры XVIII ст., общественная функция его в поэме приобретает новое качество, характерного именно для представителей просветительской мысли. Как гуманист и просветитель Котляревский ставит свой смех на службу общественному прогрессу, достигает гармонии между личным и общим, между человеком и государством. Взаимно опосредствованные утверждения и запреты в неоднозначном (амбивалентном) юморе Котляревского, как и у Гоголя, выводят этот смех за пределы сугубо развлекательного, в сферу серьезного назначения.

Котляревский верит в очищающую силу смеха в борьбе с человеческими изъянами, за подъем и восхваление “моральной сути” человека. Призыв к морально-этическому оздоровлению общества через осмеяние и само осмеяние человеческих изъянов, а также к самоорганизации общества на принципах “естественности” и ума удостоверяет сугубо антропологический подход Котляревского-просветителя к проблеме “Человек и общество”. В отличие от смеха сатиричного (хоть элементы его имеются в поэме), который выплывает из непримиримости реальности и идеала, смех Котляревского ищет позитивное в той же отрицаемой действительности.

Юмор “Энеиды” не столько поляризует жизненные явления, сколько обнаруживает их диалектическую сложность, неоднозначность и единство. Именно поэтому в отличие от односторонней стихотворной сатиры классицизма, которая (хотя и находится в сфере низкого и уродливого) вообще не включает в себя комичный элемент, в “Энеиде” появляется радостный смех, который утверждает позитивную сторону отрицаемого явления. Поэма Котляревского принадлежит к тому юмористическому роду поэзии, который, по словам Белинского, требует “образованного, умного взгляда на жизнь”, потому что юмор “есть столько же ум, сколько и талант”.

Глубоко народная и специфическая природа смеха “Энеиды”, которая есть организующим центром всей поэмы и выделяет характер эстетичного подношения к действительности, выводит это произведение из идейно ограниченного и малопродуктивного в художественном плане круга травестий эпопеи Вергилия в широкий мир идейно-эстетичных явлений европейской литературы, осеняемых светом народного гуманизма.

Считая подобно Г. Сковороди основным источником зла в России несоответствие личности ее месту в обществе, Котляревский в 1804 г. пишет “Песню на новый 1805 год господину нашему и отцу князю Алексею Борисовичу Куракину” (опубликована в 1849 г.), в которой проводит идею честного и бескорыстного служения общественным потребностям и прославляет как пример этого самоотверженную деятельность гененерал-губернатора Малороссии О. Б. Куракина. В “Песне” сквозь бурлескно-панегирический слой пробиваются элементы критики барства, которое заграбастало казацкие земли, и судопроизводства того времени, что “в правду не вникает”, потакая господам. Вместе с тем это шутливая ода, в которой надежда на социальную справедливость связана с существующими законами.