ПРАВЕДНИКИ
В 1889 году при подготовке своего собрания сочинений Лесков включил “Очарованного странника” в цикл рассказов “Праведники”, который он задумал и начал осуществлять в 1879 году. Свой замысел и причину его возникновения он объяснил в предисловии к рассказу “Однодум” (1879). После беседы с “одним большим русским писателем” (этим неназванным писателем был А. Ф. Писемский), который мрачно смотрел на русскую действительность, видя в ней “одни гадости”, Лесковым “овладело от его слов лютое беспокойство.
“Как, – думал
Это не только грустно, это страшно. Если без трех праведных, по народному верованию, не стоит ни один город, то как же устоять целой земле с одною дрянью, которая живет в моей и в твоей душе, мой читатель?”
Мне это было и ужасно, и несносно, и пошел я искать праведных, пошел с обетом не успокоиться, доколе не найду хотя то небольшое число трех праведных, без которых “несть граду стояния”…”
Лесков, придававший исключительное значение нравственному прогрессу общества в его поступательном
Все они натуры деятельные, активно вмешивающиеся в жизнь, нетерпимые ко всяким проявлениям несправедливости. Герои Лескова далеки от политики и от сознательной борьбы против основ существующего строя жизни. Главное, что их объединяет, – это деятельная любовь к людям и убеждение, что “человек призван помогать человеку в том, в чем тот временно нуждается, и помочь ему стать и идти, дабы он, в свою очередь, так же помог другому, требующему поддержки и помощи”.
Ключом к главной идее всех этих образов могут служить слова Лескова в одной из его статей: “Опыт показывает, что сумма добра и зла, радости и горя, правды и неправды в человеческом обществе может то увеличиваться, то уменьшаться, – и в этом увеличении или уменьшении, конечно, не последним фактором служит усилие отдельных лиц”.
Замечательно, что почти все герои лесковских рассказов о “праведниках” не были плодом вымысла, а имели реальных прототипов. Историческими личностями являются герои “Кадетского монастыря” и “Инженеров-бессребреников”. Под своим именем выведен в рассказе “Однодум” и солигаличский квартальный Александр Афанасьевич Рыжов. Повествование о нем строится как собранный из разных источников, главным образом устных, рассказ очевидцев, бывших в разное время свидетелями “оригинальной жизни” этого “удивительного человека”.
Достоверность описываемых событий призвана подчеркнуть замечания от автора: “Других детей, кроме Алексашки, у приказного Рыжова не было, или по крайней мере о них мне ничего не сказано”; “Мне неизвестно, сколько лет он нес службу в пешей почте…”; “Старый человек, знавший во время своей юности восьмидесятипятилетнего Рыжова говорил мне, как этот старик вспоминал…”; “В ту отдаленную пору, к которой восходит передаваемый мною рассказ о Рыжове…”; “Очевидец, передававший эту анекдотическую историю о солигаличском антике, ничего не говорил, как принял это бывший в храме народ и начальство”.
Рыжов, как и Иван Северьянович Флягин, тоже богатырь, оставивший по себе “память героическую и почти баснословную”. Всей своей долгой жизнью он доказал возможность в любых, самых тяжелых условиях сохранять абсолютную честность и верность своим убеждениям. Начиная рассказ о герое с его детства, Лесков стремится объяснить появление такого редкого характера в косной среде типичного провинциального русского города с узаконенным взяточничеством и мздоимством, с молчаливым и покорным народом, в угнетении которого объединились светские и духовные власти.
Первая роль тут принадлежала его матери, “сообщившей живым примером строгое и трезвое настроение его здоровой душе”. “Он был, как мать, умерен во всем и никогда не прибегал ни к чьей посторонней помощи”. Идея “живого возвышающего чувства примера” лежит в основе всего цикла рассказов о “праведниках”. Лесковские “праведники”, эти “маленькие великие люди” (М.
Горький), не только несут в мир добро, но и служат примером того, каким может быть человек не в отдаленном будущем, а уже сейчас, в настоящем, “в густейшей грязи земной жизни, где погряз человек” (М. Горький).
С четырнадцати лет вступив в самостоятельную жизнь, Рыжов продолжил воспитание своей души с помощью Библии. Проводя много часов в одиночестве, он пристрастился к чтению этой опасной, по мнению церковников, книги, от которой “в иночестве страсть мечется, а у мирских людей ум мешается”, прочитал ее всю, “до Христа дочитался” и воспринял ее идеи как руководство к жизни. Любимой частью Библии для него стала книга пророка Исаии, гневного обличителя богатых и заступника за бедных.
Его слова: “…перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову” – Рыжов начал воплощать в жизнь, когда получил должность квартального. Этот полицейский чин давал большой простор для самообогащения. Так его обычно и использовали служители закона. Такими их изображала и литература.
Рыжов использовал свой пост иначе. С юности твердивший слова пророка Исаии “горе, горе крепким”, он решил “самому сделаться крепким, дабы устыдить крепчайших”. Как и другие лесковские “праведники”, этот “библейский социалист” стремится воплотить в жизнь свой скромный идеал – “чтобы всем было тепло в стужу” (ср. идеал Шерамура из одноименного рассказа: “его девиз – Жрать, его идеал – Кормить других “).
Отказ Рыжова не только от каких-либо поборов с населения, но и от самых скромных подарков (как мешочек соли от откупщика), его принципиальное и неуклонно исполняемое решение жить на одно жалованье, величина которого настолько мала, что на него невозможно прожить, делают Рыжова в глазах сограждан “загадочным чудаком”.
Чудак – нередко встречающаяся фигура в произведениях Лескова. Как правило, это положительный герой, носитель авторского идеала. Чудаки Лескова вопреки всем социальным законам демонстрируют независимость от окружающей их среды, сформировавшей характеры всех остальных персонажей.
Они бескорыстны и бесстрашны и действуют, повинуясь только своим убеждениям и чувствам. Рыжов бестрепетной рукой сгибает спину надменного губернатора, не оказавшего должного почтения при входе в церковь. А потом так же бесстрашно отвечает на вопросы Ланского о своем образе мыслей, отношении к властям (“ленивы, алчны и пред престолом криводушны”), о несправедливом распределении налогов: “Надо наложить, и еще прибавить на всякую вещь роскошную, чтобы богатый платил казне за бедного”. “Самообладающий Рыжов” читает губернатору отрывки из своей рукописи “Однодум”, содержащей не только его мысли за много лет, но и исполнившиеся пророчества. Этот “полумистик, полуагитатор в библейском духе” сумел убедить вельможу в том, что не боится никакой, самой суровой кары за свои мысли и поступки, потому что он руководствуется Священным Писанием и своей совестью.
Он не боится заключения в тюрьму, потому что, по его словам, “в остроге сытей едят”, чем он на воле.
Случай с проездом Ланского через Солигалич имел невероятное завершение. По прошествии довольно долгого времени Рыжову был прислан дарующий дворянство Владимирский крест – “первый Владимирский крест, пожалованный квартальному”. Судьба “библейского чудака” сложилась относительно счастливо во многом благодаря тому, что Ланской имел “не чуждую теплоты душу”.
Он продолжал “делать свое маленькое дело” и вести записи в своем “Однодуме”. Но он по-прежнему был нищ, и носить ордена ему “было не на чем”. Незаурядные физические и душевные качества Рыжова не были по-настоящему востребованы обществом. Доставшееся ему в удел поприще было слишком узко для такого богатыря.
Недаром автор говорит о “задохнувшейся в тесноте удивительной силе”.
Жизнь Рыжова, как и других лесковских “праведников”, избранный ими трудный путь, выпавшие на их долю испытания и способность достойно их переносить заставляют вспомнить жития святых. Взявшись за трудную задачу – создать в литературе положительный национальный тип, Лесков, прекрасно знавший житийную литературу, автор статьи “Жития как литературный источник”, нашел опору в древней житийной традиции, ценность которой, по его мнению, заключалась в сохранении духовной красоты русского народа. В “Однодуме” присутствуют такие сюжетные элементы жанра жития, как рождение героя от благочестивых родителей, аскетический образ жизни, бескорыстное служение людям, поиски духовной опоры в текстах Святого Писания.
Однако Рыжов не святой, и повествование об этом “замечательном чудаке” пронизано добродушной авторской иронией. Его служение квартальным названо чудаческим, а подвиг по укрощению надменного губернатора – анекдотической историей.