Поздние немецкие романтики
Русская словесность благодаря Пушкину окончательно “догнала” европейский литературный процесс и пошла в его обширных пределах своим собственным путем. Тем временем западноевропейская литература бурно развивалась; писатели искали новые пути для художественного самовыражения.
Вспомните, когда мы говорили о гейдельбергских романтиках, то пришли к выводу: они сознательно отказывались от опыта иенцев, считали их безответственными мечтателями, которым не хватило духу заглянуть в пропасть, отделяющую романтический идеал от пошлой
Великий немецкий прозаик, талантливый музыкант Эрнст Теодор Амадей Гофман был по своей позиции предельно близок к гейдельбергцам. Сквозной темой его творчества стала судьба художника в чиновном, бюргерском мире, главным конфликтом – конфликт между “гением” и “филистером” (то есть буржуа). Основным художественным средством – столкновение сказочной фантастики с пресной обыденностью.
Мир, изображаемый Гофманом, словно колеблется на границе между реальностью
Так происходит и в “серьезных”, философических романах и циклах рассказов и повестей Гофмана (“Фантазии в духе Калло”, 1814-1815), и в его сказках, которые в конце концов стали излюбленным детским чтением: “Щелкунчик” (1816), “Золотой горшок” (1814), “Крошка Цахес по прозванию Циннобер” (1819).
До сих пор сквозной темой произведений немецких романтиков было двоемирие, раздвоение бытия на идеальную и обыденную сферы. Сквозной темой творений Гофмана становится двойничество. То есть раздвоение не только внешней жизни, но и жизни внутренней, жизни души; раздвоение самого человека, в котором живут и противоборствуют несовместимые начала – духовное и материальное, вечное и временное.
Одолеть власть злых сил вовне и внутри себя гофмановским героям удается далеко не всегда. Многие из них гибнут в неравной борьбе (например, герой “Рудников Фалуна” – этот рассказ из новеллистического цикла “Серапионовы братья” (1819-1821) был особенно популярен у русских читателей пушкинских и гоголевских времен). Гофман настолько же легкий, остроумный и незанудливый писатель, насколько и трагичный, подчас безысходно-мрачный мыслитель.
Он убежден: занятия искусством вырывают человека из-под власти филистерства, из-под опеки мещанства, но в то же самое время делают его особенно беззащитным перед натиском пошлости и злых духов, а подчас и по-настоящему смешным.
Тем более что обыденный мир, над которым властвует пошлость, покушается и на самое святое для позднего романтика – на искусство. В незавершенном романе “Житейские воззрения кота Myppa” (1820-1822) герой – кот-филистер по имени Mypp – решает стать настоящим писателем и тут же приступает к осуществлению задуманного: на обороте “настоящей” рукописи хозяина-романтика важно излагает свои (кошачьи!) взгляды…
Грусть, подчас даже безысходная тоска, скрытые под покровом насмешки, – вот основа художественного мира Гофмана, пафос его творчества, которое стало вершиной немецкого романтизма конца 1810-1820-х годов.