Повести Белкина характеристика образа Берестов Алексей Иванович

ПОВЕСТИ ПОКОЙНОГО ИВАНА ПЕТРОВИЧА БЕЛКИНА

(1830; опубл. 1831)

БАРЫШНЯ-КРЕСТЬЯНКА

Берестов Алексей Иванович – молодой герой повести, по окончании университета не получивший отцовского благословения на военную службу, а к статской не имеющий охоты и приезжающий в родное отдаленное Тугилово – где влюбляется в соседку Лизу Муромскую. Открывшись рассказом о “байроническом” герое Сильвио (“Выстрел”), “Повести Белкина” завершаются новеллой, один из двух главных героев которой пытается сыграть роль, построенную по тому

же литературному сценарию.

Отец А. Б., Иван Петрович, подчеркнутый русофил, успешно хозяйничающий на своей суконной фабрике и не терпящий соседа-англомана Муромского; сын, напротив, подражает героям новейшей английской словесности. Он, как денди, отпускает усы, всегда мрачен и разочарован, толкует об утраченных радостях и увядшей юности, пишет письма некой Акулине Петровне Курочкиной; носит черное кольцо с изображением мертвой головы; а со своим псом, которого зовут именем героя романа Ш. Нодье “Сбогар”, разговаривает по-английски… Но в том и разница, что Сильвио, лишенный культурно-бытовых корней,

опасно заигрывается в романические игры. А. Б., напротив, остается “пылким малым” с чистым и очень русским сердцем; сквозь его английскую “бледность” проступает здоровый деревенский румянец, – на что обращает внимание служанка героини, Настя. (Она не умеет “прочитывать” литературное поведение, да с ней А. Б. и нет нужды церемониться.)

Но полуигровым “байроническим” сюжетом, в который превращает свою жизнь А. Б., дело не ограничивается. Есть еще и “шекспировский” сюжет, в котором он обречен участвовать как сын Ивана Петровича. Берестов-старший враждует с соседом, Григорием Ивановичем Муромским, который, будучи истинно русским барином, тоже играет роль англомана.

Иноземные пристрастия соседа должны навести читателя на пародийную параллель одновременно с войной Алой и Белой розы, и с враждой семейств Монтекки и Капулетти в английской трагедии Шекспира “Ромео и Джульета”. Тем более что у Муромского растет дочь Лиза, в которую обречен влюбиться представитель враждебного родового “клана” А. Б. (Он вообще игрив и влюбчив.) Но этого мало; Лиза, в полном соответствии со своей литературной родословной, затевает с А. Б. игру в пасторальный сюжет. Она предстает перед ним в обличье крестьянской девушки, позволяет ему, как барину, “развивать” и “образовывать” себя – и тем самым освобождает его и от “байронической”, и от “шекспировской” ролей. Почувствовав новый для себя вкус к естественности, А. Б. уже не может и помыслить о другой избраннице.

А потому, когда старик Берестов и Муромский внезапно примиряются и начинают вести дело к сватовству своих отпрысков, А. Б. почти готов переступить через социальную черту, разделяющую их с “крестьянкой” Лизой. То есть разрушить карам-зинский сюжет о бедной Лизе, жениться на девушке из другого сословия, доказав, что и дворяне любить умеют. К счастью, такой подвиг от него и не требуется; достаточно и того, что он обнаружил в себе изначально-естественное, здоровое в своем “митрофановском” простодушии начало.

Явившись к “барышне” (которую доселе он видел лишь загримированной и переодетой в стиле Людовика XIV), он застает свою “крестьянку” – и этим все решено. Но в том-то и дело, что без литературной игры не было бы искренности будущего счастья героев: так Пушкин уравновешивает сквозную идею всего цикла.