Главная ⇒ 📌Тематические сочинения ⇒ Повесть Писец Бартлби (Мелвилл Герман)

Повесть Писец Бартлби (Мелвилл Герман)

Фабула “Писца Бартлби” далека от “Бенито Серено” и по месту и времени действия, и по характеру обрисованного конфликта. Это – текущая современность.

Герой повести – мелкий канцелярист, переписчик судебных бумаг в частной юридической конторе в Нью-Йорке, американский собрат Акакия Акакиевича Башмачкина. В силу причин, остающихся так и невыясненными (“непоправимая утрата для литературы”, – то ли насмешливо, то ли озадаченно констатирует Мелвилл), писец Бартлби, угрюмый, бездомный молодой человек, объявляет нечто

вроде бойкота обществу, в котором живет.

Он отказывается работать, отказывается покинуть помещение конторы, где служит, отказывается быть уволенным за невыполнение служебных обязанностей и отказывается дать объяснение своих поступков.

Владелец конторы, от имени которого ведется рассказ, не только вполне благонамеренный член американского буржуазного общества, но и профессиональный охранитель его устоев, “один из тех скромных юристов, которые… ведут солидные дела богатых людей, устанавливают право собственности, составляют купчие и закладные”. В своих взглядах на жизнь он исходит из норм

буржуазного правопорядка, как само собой разумеющихся, неколебимых и даже в некотором роде не чуждых прекрасному. Так, например, вспоминая о своем бывшем клиенте, известном богаче Джоне Джейкобе Асторе, он признается читателю, что для него в этом имени таится нечто чарующее, “законченное, округлое, напоминающее звон золотых монет”.

Не удивительно, что “сидячую забастовку” писца он воспринимает как неслыханный вызов обществу, покушение на его “святая святых”.

“Уйдете вы от меня или нет? – спросил я, внезапно вспылив и подступая к нему…-Какое право вы имеете здесь оставаться? Вы что, оплачиваете помещение? Платите за меня налоги? Или, может быть, все это – ваша собственность?”

Аргументы юриста представляются ему неотразимыми. Но странный писец не принимает спора на условиях своего оппонента. Он не выдвигает никаких правовых контр доводов, лишь говорит, что “предпочитает” остаться на занятой им позиции.

Далее течение событий, известное нам, как и ранее, лишь по рассказу юриста, как бы раздваивается – на внешнее и внутреннее. Исчерпав все угрозы и уговоры и видя, что этот чудак не согласен ни на какой компромисс, наниматель, хотя по натуре и не злой человек, отступается от писца. В действие вступает закон.

Бартлби выставляют за дверь, а затем, как бродягу, не имеющего ни заработка, ни определенных занятий, препровождают в тюрьму.

Но тем временем, как с неохотой и удивлением признается рассказчик, он чувствует себя “сбитым с толку”. Казавшиеся ему столь нелепыми декларации и действия Бартлби теперь вдруг смущают его, западают ему в душу. Он чувствует, что теряет привычное довольство собой и окружающим миром.

И хотя эти новые чувства и мысли его тяготят и он именует их “химерами глупого воспаленного мозга”, он не в силах от них избавиться.

Юрист отправляется в городскую тюрьму и делает несколько тщетных попыток облегчить участь Бартлби. Тот с твердостью их отвергает. Придя во второй раз, юрист находит своего писца мертвым на тюремном дворе. “Я увидел, что у самой стены, весь скрючившись, поджав колени, головой касаясь холодного камня, лежит бледный, исхудавший Бартлби… Я дотронулся до его руки, и дрожь пробежала у меня к плечу, вниз по спине, к ногам.

Тут на меня глянуло круглое лицо кухмистера… “Обед ему готов. Или он сегодня тоже не будет обедать? Он что же, так и живет, не обедая?” -“Живет, не обедая”, – сказал я и закрыл невидящие глаза. – “Эге, да он спит?”- “Опочил с царями и советниками земли”, – прошептал я задумчиво”.

Ньютон Арвин, автор известной работы о Мелвилле, пишет, что “Писец Бартлби” заставляет его вспомнить о “Записках сумасшедшего” Гоголя.

Действительно, если безумные видения Поприщина, по сути, звучат жестокой сатирой по адресу царской чиновной России, то и нелепые, как бы выходящие за пределы здравого смысла действия писца в уолл-стритской повести Мелвилла подвергают сильнейшим сомнениям правомерность “само собой разумеющихся” порядков и нравов в буржуазной демократии за океаном.

Надо добавить, что не менее уместно вспомнить здесь “Шинель” Гоголя, и именно те ее строки, где молодой чиновник, “новичок в департаменте”, услышав голос Акакия Акакиевича: “Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?” – вдруг “остановился, как будто пронзенный, и с тех пор как будто все переменилось перед ним и показалось в другом виде…”. “.,.И в этих проникающих словах звенели другие слова, – говорит Гоголь,- “Я брат твой”. И закрывал себя рукою бедный молодой человек и много раз содрогался он потом на веку своем, видя, как много в человеке бесчеловечья…”

У Мелвилла читаем: “Впервые в жизни меня охватило чувство тягостной, щемящей печали… Печаль брата! Ведь мы с Бартлби оба были сынами Адама”.

Повесть кончается горестным восклицанием рассказчика: “О, Бартлби! О, люди!”

Источники:

М., “Худож. лит.”, 1977. 287 с.

Аннотация: В книгу американского классика XIX века Германа Мелвилла входят четыре повести: “Писец Бартлби”, “Энкантадас, или Заколдованные острова”, “Бенито Серено”, “Билли Бадд, фор-марсовый матрос”. Во всех этих произведениях Мелвилл в характерной для него романтизированной форме затрагивает важнейшие социальные и моральные вопросы современной ему американской жизни.

Источники:

М., “Худож. лит.”, 1977. 287 с.