Повесть Билли Бадд (Мелвилл Герман)

В “Билли Бадде” Мелвилл снова в любимой стихии: он пишет о море. Место действия повести – английский военный корабль “Неустрашимый”, время действия – лето 1797 года, вскоре после “великого мятежа” матросов британского флота.

Молодой матрос Билли Бадд ложно обвинен возненавидевшим его каптенармусом Клэггартом в подстрекательстве к бунту. Вне себя от обиды и возмущения, нерассчитанно сильным ударом он убивает клеветника.

Под давлением капитана “Неустрашимого” Вира, который знает о невиновности Бадда, но заботится

прежде всего о поддержании дисциплины на боевом Kopa6net молодого матроса предают военно-полевому суду и казнят в назидание команде.

За мгновение до казни, стоя с петлей на шее, Билли Бадд благословляет обрекшего его на смерть капитана.

Американские историки литературы в большинстве своем склонны толковать “Билли Бадда” как некое “завещание” Мелвилла, в котором он якобы пересматривает свои взгляды протестанта и бунтаря и проповедует всепрощение. Так, Ньютон Арвин пишет: “Кто не почувствует, что книга написана человеком, подошедшим к концу своей жизни, готовым проститься с ней со словами

приятия и примирения?”. У некоторых других писавших о Мелвилле авторов такая позиция совмещается с тенденциозным и весьма расширительным толкованием евангельских метафор и образов в “Билли Бадде” (кстати сказать, довольно обычных для Мелвилла), так что эта морская повесть превращается ими в подобие христианской мистерии.

С подобным прочтением повести Мелвилла согласиться никак нельзя.

Действительно, последние перед казнью слова молодого матроса: “Да благословит бог капитана Вира!”- это слова прощения. Билли Бадд – человек с детски чистой, наивной душой, и он потрясен и растроган той жалостью, которую проявил к нему в страшный час его жизни неизмеримо, как ему кажется, выше его стоящий капитан корабля.

Таковы чувства простодушного Билли Бадда, но отнюдь не Германа Мелвилла.

Характерно изображение в повести реакции матросов “Неустрашимого”, собранных для присутствия при казни на палубе корабля.

В первый момент, пораженные тем, что сказал осужденный, матросы, “как эхо”, повторяют его слова. Но стоило казни совершиться, и из матросской груди вырывается ропот, особую грозную силу которого автор считает возможным сравнить лишь со стихийной мощью разрушительных сил природы. “Тот, кому довелось услышать отдаленный рев стремительного потока, когда после тропических ливней, разразившихся высоко в горах, но не оросивших равнины, он внезапно выходит из берегов и грозный вал устремляется вниз через леса на склонах, – тот, кому довелось услышать его первый приглушенный гул, может, пожалуй, представить себе, каким был этот звук”. Отметим, что, как поясняет Мелвилл, протест матросов был вызван не только скорбью о Бадде, которого все любили, но и “угрюмой злобой”, вскипевшей в них “при воспоминании о том, как они невольно повторили благословляющие слова осужденного”.

Надо также заметить, что хотя общий тон в “Билли Бадде” более раздумчивый, “философичный”, чем ранее у Мелвилла, как бы возбраняющий резкое выражение личных пристрастий, время от времени в повести прорывается голос прежнего Мелвилла, полный сарказма и горечи. Таков авторский отклик на бездеятельность священника на “Неустрашимом”, ни пальцем не шевельнувшего в защиту молодого матроса. “Судовой священник – это служитель Князя Мира, состоящий в свите Марса, бога войны, – пишет Мелвилл. – И выглядит он в ней столь же неуместно, как неуместен был бы мушкет на аналое в сочельник. Так почему же его в эту свиту включают?

А потому, что он косвенно способствует той же цели, которую провозглашают пушки; и еще потому, что в его лице религия кротких духом как бы санкционирует то, в чем воплощено отрицание всего, кроме грубой силы”.

Центральная сюжетная ситуация в “Билли Бадде” во многом обязана действительному эпизоду из американской истории, принадлежа* щему также к семейной хронике Мелвиллов.

В 1843 году, когда Мелвилл еще сам ходил в плавание, его двоюродный брат Герт Ганзевурт, офицер военного брйга США “Сомерс”, председательствовал на суде над тремя моряками, обвиненными в мятеже. Все трое были осуждены и повешены при явно недостаточных доказательствах их вины (так считали многие авторитетные современники, в том числе Фенимор Купер). Хотя военно-морские власти США санкционировали казни на “Сомерсе”, Герт Ганзевурт утратил душевный покой и до конца жизни не мог простить себе участия в убийстве трех моряков.

Трагедия на “Сомерсе” кратко упоминается в восемнадцатой главе “Билли Бадда”. Пристальное внимание, с которым писатель вникает в душевную драму Вира, восходит, возможно, к сомнениям и спорам, связанным в семье Мелвиллов с личностью Ганзевурта.

Возможно, данью этой семейной традиции является и идеализация “Звездного Вира” у Мелвилла. В избранной писателем исторической обстановке решение казнить матроса дополнительно мотивировано, “подкреплено” чрезвычайными обстоятельствами: войной и недавним восстанием в английском флоте.

И все же ни образованность, выделяющая Вира в офицерской среде, ни утонченность духа, которой одаряет его писатель, не придают убедительности моральной софистике, к которой Вир прибегает для оправдания убийства Бадда.

В композиции повести Мелвилла нельзя не отметить также некоторой противоречивости замысла, отражающей, вероятно, колебания в намерениях автора за Время работы над книгой (окончательная редакция “Билли Бадда” заняла почти целых три года – необычно длительный для Мелвилла срок). Введение от автора и такие начальные главы, как третью, целиком отведенную обстоятельствам и последствиям восстаний в Спитхэде и Норе, или четвертую, посвященную Нельсону, читатель воспринимает как приступ к историческому повествованию. Насильственная вербовка Билли на военный корабль с торгового судна, называющегося “Права человека” (в память о знаменитом трактате Томаса Пейна), также могла бы служить весьма удачным началом для повести из эпохи англо-французских наполеоновских войн.

Но потом исторический колорит размывается за счет жанровых сцен, близких к подобным же сценам в таких морских повестях Мелвилла, как “Рэд-берн” или “Белый Бушлат”. А далее и исторический и жанровый материал оттесняется морально-психологическими экскурсами автора и захватившими его взаимоотношениями трех основных персонажей – Билли Бадда, каптенармуса Клэггарта и капитана “Неустрашимого” Вира. Душевный мир всех троих исследуется до тонкости, каждому посвящено отдельное моральное “эссе”. Когда эти трое вступают в конфликт, обстановка, в которой им приходится действовать, словно теряет на время свое значение, становится фоном, на котором развертывается их “конфронтация”.

Эти черты морально-психологической драмы усугубляются тем, что каждый из названных трех персонажей как бы олицетворяет основную черту своего характера: Билли Бадд простодушен до крайности, Клэггарт – совершенный злодей, Вир – воплощение самодисциплины и долга.

Преувеличенность морализирующего начала в последней повести Мелвилла не умаляет, однако, ее главной проблемы, тесно роднящей ее с малыми повестями 50-х годов. В “Билли Бадде” это гибель человека невинного, но попавшего в паутину жестоких, несправедливых и притом никем не оспариваемых законов и обстоятельств.

“Правду, рассказанную без обиняков, нельзя округлить и уложить в рамки, – говорит Мелвилл читателю в заключении повести,-а потому конец подобного повествования редко обладает архитектурной законченностью сочиненной развязки”. Тем не менее в эпилоге из трех небольших глав находят решение три важных мотива, тесно связывающие судьбу Бадда с окружающим миром и тем самым противостоящие попыткам комментаторов повести представить ее как отвлеченно моральную притчу.

В первой из глав эпилога рассказано, как смертельно раненный в бою с французами Вир твердит в забытьи: “Билли Бадд! Билли Бадд!” Значит, он не простил себе убийства молодого матроса. “

Уже в предшествующей эпилогу главе, как бы призывая читателя не отрываться от неприглядной действительности, Мелвилл вводит как диссонанс сразу вслед за торжественным и поэтичным описанием гибели Бадда праздный диалог двух офицеров “Неустрашимого”, желчного судового врача и глупого толстяка казначея, о подробностях свершившейся казни. Теперь, во второй глазе эпилога, приводится напечатанная в “Морском еженедельнике” официальная версия происшедших событий, где Бадд очернен, а клеветник Клэггарт превознесен как патриот и герой. Правда скрыта, торжествует обман.

Последняя главка, баллада “Билли в оковах”, написана, как сообщает нам автор, “просмоленными пальцами” фор-марсового матроса, товарища Бадда по вахте. Это сбивчивый, внутренний монолог молодого матроса, последние мысли, сожаления и просьбы перед тем, как погибнуть, – овеянная скорбной поэзией народная память о Билли Бадде.

Центральные образы малых повестей Мелвилла в большинстве своем сумрачны. Зловещий “Сан-Доминик”, где в смертельной злобе и ненависти схватились хозяева-белые и негры-рабы. Бесконечно одинокий Бартлби, бедняк, умирающий на холодных камнях во дворе нью-йоркской тюрьмы.

Молодой матрос, оклеветанный, ни в чем не повинный, которого казнят на рассвете в открытом море.

В одной из новелл “Энкантадас” Мелвилл пишет, что славит могучую силу человечества не в увенчанном лаврами победителе, но в побежденном.

В этих словах отражен горький взгляд на окружающую действительность, но в то же время и непобедимая верность гуманной идее, защите достоинства человека, как бы ни попирали его зло и несправедливость.

А. Старцев

Источники:

Мелвилл Г. Повести. Пер. с англ. Сост. и вступит, статья А. Старцева.

М., “Худож. лит.”, 1977. 287 с.

Аннотация: В книгу американского классика XIX века Германа Мелвилла входят четыре повести: “Писец Бартлби”, “Энкантадас, или Заколдованные острова”, “Бенито Серено”, “Билли Бадд, фор-марсовый матрос”. Во всех этих произведениях Мелвилл в характерной для него романтизированной форме затрагивает важнейшие социальные и моральные вопросы современной ему американской жизни.