Постмодернизм: . Эко “Имя Розы”
Некоторые критики и философы нашего времени утверждают, что мы живем в эпоху постмодернизма. Странное слово – что оно означает? Одно из значений: это новая литературная эпоха, которая наступила после модернизма.
По словам У. Эко, “постмодернизм – это ответ модернизму: раз уж прошлое нельзя уничтожить, ибо его уничтожение ведет к немоте, его нужно переосмыслить, иронично, без наивности”.
Еще одно значение: новая историческая эпоха, которая отменила само понятие “современного” (“modern”), эпоха После Современности. Стремительное
Третье значение: цивилизация “после современности” находится в состоянии “плюральности” (от “plural”), то есть множественности – обычаев, идей, стилей. Осознать все это нелегко: поэтому “постмодернизм” можно понимать как ситуацию Запутанности – После уверенности и определенности.
Однако не стоит сбрасывать со счетов и “нигилистическое” значение приставки “пост”: в этом
Постмодернистские формулы: ” Жизнь есть текст” , ” Писатель – пленник языка”. Каждый новый текст наносится поверх других текстов. Для обозначения такого понимания культуры было предложено метафорическое определение, данное в слове “палимпсест”.
Слово пришло из древности: так называли древние рукописи, написанные на дорогостоящем материале (главным образом – пергаменте). Прежде чем нанести новый текст, с него счищали старый. Счистить полностью не удавалось.
И старый текст проступал, так что был частично различим.
Еще одна метафора для обозначения культуры – “центон”, так в Древней Греции называли одеяло, сотканное из лоскутов. А разве мы не занимаемся тем же: не пытаемся сложить образ мира из обрывков старых идей и образов?
На этом еще не прояснившемся фоне поистине ярким событием стал Роман Умберто Эко “Имя Розы” (1980).
Однажды Умберто Эко (род. 1932), выдающийся итальянский историк и литературовед, решил использовать свои специальные знания для написания бестселлера – романа, который завоюет популярность у читателей. И это ему удалось.
Специалист по Семиотике (науке о знаках), Эко использовал научную методику для построения детектива. Медиевист (ученый, занимающийся историей Средних веков), он использовал свои знания для воссоздания событий XIV века. Теоретик, занимавшийся исследованиями в области массовой литературы, он сумел просчитать реакцию читателей на свой роман.
Результат превзошел все ожидания: “Имя Розы”, с самого начала имевшее огромный успех, ныне признано классикой литературы ХХ века.
Сам писатель видит в “Имени Розы” Постмодернистский роман. Он принимает Цитатность как важнейшее свойство книжной культуры последней трети ХХ века и при этом ставит задачу порождения новых сюжетов, вступая в плодотворное соревнование с традицией: “…Сюжет может возродиться под видом цитирования других сюжетов”.
Роман (бессмертное произведение) Эко выстроен как Лабиринт – по принципу ” Текст в тексте”. Уже название введения – “Разумеется, рукопись” – иронично; с первого предложения: “16 августа 1968 года я приобрел книгу…” условный “издатель” плутает в тщетных поисках первоисточника: он читает записки средневекового монаха Адсона по переводу, сделанному в XIX веке аббатом Валле по переводу, сделанному в XVIII веке отцом Мабийоном (авторская игра замаскирована пространными библиографическими примечаниями). Первоисточник, “разумеется”, найти не удается.
“Это повесть о книгах”, – с самого начала предупреждает “издатель”. И еще – о знаках, о словах: 80-летний монах Адсон, вспоминая свою далекую юность, начинает повествование с евангельской цитаты: “В начале было Слово…”, а заканчивает цитатой из поэмы XII века – об “имени Розы”.
Первый же образ, который возникает в повествовании, становится ключевым. Адсон говорит о зеркале, имея в виду зеркало мира, непостижимо отражающее божественную истину. А читатель должен угадать за обобщенной цитатой из средневекового трактата полемику с реализмом.
И утверждение постмодернистской метафоры: зеркало текста, отражающее множество других текстов.
Адсон рассказывает об убийствах в монастыре, совершавшихся в 1327 году, как выяснилось потом, из-за рукописи – второй книги “Поэтики” Аристотеля.
Расследование ведет монах-францисканец Вильгельм Баскервильский, как будто явившийся из книги, только совсем другой эпохи: имя “Баскервильский” намекает на Шерлока Холмса, а Адсон играет при нем роль доктора Ватсона. Убийцей оказывается Хорхе Бургосский, именем и отдельными чертами (слепота, должность хранителя библиотеки) напоминающий аргентинского писателя Хорхе Борхеса. Так герои “Имени Розы” пародийно соотносятся с героями и авторами хорошо известных книг.
Поединок следователя и убийцы разворачивается вокруг отношения к книге: для Хорхе важно, по словам Ю. М. Лотмана, хранить книгу, “чтобы спрятать”, а для Вильгельма – пользоваться книгами, “регенерировать” их, воссоздавать заново старые тексты и превращать их в новые.
Итак, всюду в романе взаимное отражение текстов и цитат. Что это – игра ради игры? Или, увлекая детективной интригой, писатель хочет сказать что-то важное для себя и читателя?
Нам помогут разобраться в этом слова самого Эко из “Заметок на полях “Имени Розы””.
Речь идет о том, как в ситуации постмодернизма объясняться в любви: “Постмодернистская позиция напоминает мне положение человека, влюбленного в очень образованную женщину. Он понимает, что не может сказать ей “люблю тебя безумно”, потому что понимает, что она понимает (а она понимает, что он понимает), что подобные фразы – прерогатива Лиала (второсортной итальянской писательницы, автора мелодрам. – М. С. ). Однако выход есть. Он должен сказать: “По выражению Лиала – люблю тебя безумно”.
Он доводит до ее сведения то, что собирался довести, – то есть что он любит ее, но что его любовь живет в эпоху утраченной простоты”.
Эко тоже говорит о серьезных вещах “в эпоху утраченной простоты”. Ирония и цитатность для него не самоцель; это способ высказаться по самым насущным вопросам времени и бытия. Что же он хочет сказать?
Он сопоставляет две эпохи: в XIV веке начиналось многое из того, что получило свое завершение в XX веке. Вовсе не случайно, что издатель знакомится с записками Адсона в Праге 1968 года, когда советские танки подавили “пражскую весну”. Вот и читатель, перенесенный в XIV век, попадает в круговорот политических и религиозных споров, из-за которых много лилось и еще прольется крови.
При этом утрачена не только простота, но и ясность суждения: все в мире сомнительно и относительно. Вильгельм, в отличие от Шерлока Холмса, всякий раз не успевает за событиями, не может предотвратить ни одного из убийств, не может помешать Хорхе уничтожить вторую книгу “Поэтики” Аристотеля и сжечь библиотеку. А разве не такова же роль литературы – все знать, все предвидеть и ничему не уметь помешать?
Во всяком случае классическую литературу не раз упрекали за это в ХХ веке.
И все же писатель отстаивает традиционные ценности современной западной культуры, рождающиеся в XIV веке и прошедшие суровые испытания в ХХ веке, – терпимость, готовность к диалогу, критическое мышление. Выбор таков: или трудный путь догадок и сомнений, или “утопия, реализуемая с помощью потоков крови” (движение Дольчино в XIV веке, коммунизм в ХХ веке), “служение истине при помощи лжи” (тогдашняя инквизиция, недавние политические судилища), фанатизм религиозных столкновений XIV века и мировых войн ХХ века. Лучше уж ирония, чем “истина, исключающая сомнения” (Ю.
Лотман).