Полемика о старом и новом слоге и ее мифология

Так называемая “полемика о старом и новом слоге” по праву считается одним из самых ярких событий литературной жизни начала XIX века. “Но собственно в истории языка, – несколько неожиданно замечает выдающийся лингвист Г. О. Винокур, – вся эта знаменитая полемика не имела почти никакого значения. Интерес ее не лингвистический, а гораздо более широкий, мировоззрительный”. Замечание это, по видимости парадоксальное, верно в том смысле, что толкование языковых вопросов оказывалось здесь производным от идеологических, эстетических

и общекультурных позиций спорящих сторон.

Специфическая опасность, возникающая перед исследователем “полемики о старом и новом слоге”, состоит в соблазне рассматривать высказанные в ходе ее оценки и обвинения как объективные характеристики, которые можно без изменений переносить со страниц журналов начала XIX века на страницы научных исследований. Такой механический перенос был бы крайне рискованной операцией. В зеркалах взаимных оценок участники полемики нередко предстают не столько выразителями реальных языковых и эстетических позиций, сколько полемическими масками, литературными персонажами,

носителями фиктивных свойств и качеств, подчас весьма отдаленно связанных с реальностью.

Все высказывания участников споров о языке нуждаются в своеобразной “расшифровке”, в объяснении их всем контекстом полемики, выработанной в ходе взаимных перебранок символикой и риторикой. В противном случае возникает опасность серьезной деформации историко-культурной перспективы.

Наглядный пример полемической деформации реального положения вещей приведен в классическом исследовании Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского “Споры о языке в начале XIX века как факт русской культуры”: “Когда В. Л. Пушкин пишет, например, в послании “К В. А. Жуковскому” 1810 г.

Не ставлю я нигде ни семо, ни овамо

Или в послании “К Д. В. Дашкову” 1811 г.:

Свободно я могу и мыслить и дышать

И даже не писать,

То это, в сущности, имеет символический характер, так сказать, боевого вызова, т. к. как раз эти слова не встречаются, в общем, и у его литературных противников: это не что иное как слова-символы или, если угодно, слова-жупелы”.

Рассмотренный Ю. М. Лотманом и Б. А. Успенским случай выразителен именно своей очевидностью. Возможны случаи значительно более сложные: когда, например, в подкрепление обвинений и нападок оппонентами приводится определенный “фактический материал”. Однако корректность использования и такого материала требует тщательного анализа.

В первую очередь это относится к сочинениям А. С. Шишкова, содержащим исключительно обширный цитатный пласт. Эти цитаты (и авторские комментарии к ним) доныне используются как один из важных источников для описания “нового слога”. На основании этих материалов, собственно, и утвердилось мнение, что хотя языковая и литературная программа Шишкова была утопической и реакционной, зато критика им “изысканности и манерности “нового” языка карамзинской школы” была обоснованной, справедливой и сокрушительной.