Полемика о романтизме или Новое литературное направление

Проблемы романтизма становятся предметом горячих споров в критике. Новое литературное направление находит и страстных защитников, и ожесточенных противников. Среди разноголосицы мнений, вызванной появлением “Кавказского пленника” (1820- 1821) А. С. Пушкина, в один год с которым вышла на русском языке и другая романтическая поэма – “Шильонский узник” Байрона в переводе В. А. Жуковского, самым значительным было суждение П. А. Вяземского.

В критической статье “О “Кавказском пленнике,,” (1822) Вяземский рассматривает появление

поэм Пушкина и Жуковского как признак “успехов… поэзии романтической”. Несмотря на успехи наших писателей в языке, “образ литературы нашей,- пишет Вяземский,- еще не означился, не прорезался”. КритиК. романтик обвиняет отечественную литературу в отсутствии у нее национального своеобразия: “…нет еще словесности, достойной выражения народа могучего и мужественного!”

Вяземский исходит здесь из принципа, сформулированного им ранее: “Литература должна быть выражением характера и мнений народа”. В этом направлении и началось то “преобразование” литературы, которому служит

поэзия Пушкина. Вот почему “с жадной поспешностью и признательностью” критик принимает обещание поэта (в эпилоге “Кавказского пленника”) рассказать “Мстислава древний поединок”: это будет столь необходимое русской поэзии обращение “к природным своим источникам”.

На следующий год были напечатаны три статьи “О романтической поэзии” (1823) О. М. Сомова, писателя, дружески связанного с декабристами. А. А. Бестужев одобрительно отозвался о статьях Сомова. Давая критический обзор основных западноевропейских литератур, автор выше всего ценит поэзию народную, независимую от преданий Греции и Рима.

Это и есть поэзия романтическая. Выдвигая положение о том, что “словесность народа есть говорящая картина его нравов, обычаев и образа жизни”, Сомов находит, что “в каждом писателе, особливо в стихотворце, как бы невольно пробиваются черты народные”. Критикуя мнение, будто в России не может быть поэзии народной, Сомов усматривает признаки народности “в духе языка, в способе выражения, в свежести мыслей; в нравах, наклонностях и обычаях народа, в свойствах предметов окружающих и более действующих на воображение”.

Определяя черты русского народного характера, Сомов в противоречии с прогрессивным направлением своей статьи указывает не только на твердость духа и “нетерпение ига чужого”, но и на патриархальную преданность народа монархической власти.

Манифестом прогрессивного романтизма явилось предисловие Вяземского к “Бахчисарайскому фонтану” Пушкина, написанное и опубликованное под заглавием “Вместо предисловия к “Бахчисарайскому фонтану”, разговор между издателем и классиком с Выборгской стороны или с Васильевского острова” (1824). Возражая “классику”, не приемлющему романтической поэзии, Вяземский считает преждевременным давать определение “романтического рода”. Но он еще раз связывает новую поэзию с принципом народности искусства.

Пусть этой “фигуры”, как говорит “классик”, нет в поэтиках Аристотеля и Горация, но она, по мнению Вяземского, есть в творениях Горация, равно как и в творениях Гомера, Эсхила… В этом понимании романтической поэзии как всякого национально-самобытного творчества Вяземский сближается с критиками-декабристами. Не ограничиваясь общей постановкой вопроса, Вяземский защищает конкретные особенности романтической поэмы – отказ от “прозаической связи в частях” к выгоде “целого”.

В более поздней статье “”Цыганы”, поэма А. С. Пушкина” (1827) Вяземский шире раскрывает принципы романтической композиции, обосновывая ее закономерность условиями времени: “Ныне и стрелка времени каК. то перескакивает минуты и считает одними часами”.

Против предисловия Вяземского выступил критик “Вестника Европы” М. А. Дмитриев, ополчившийся на романтизм с позиций классицизма. Дальнейший обмен полемическими статьями не внес чего-либо существенно нового по сравнению с первыми выступлениями. Следует отметить только попытку разграничить понятия “народное” и “национальное”, в смешении которых Вяземского упрекнул Дмитриев. “У нас слово народный,- разъясняет Вяземский,- отвечает одно двум французским… мы говорим песни народные и дух народный там, где французы не сказали бы ничего.

Это разъяснение устраняло смешение народного в значении национального с народным в значении относящегося к народному творчеству, к фольклору. Но Вяземский не поставил вопроса о народном как демократическом, свойственном широким народным массам. Ближе Вяземского к этой проблеме подошли критики-декабристы.

В отличие от декабристов Вяземский не придавал значения существенным расхождениям между романтизмом прогрессивным и консервативным.