Поэзия Багрицкого зрелого периода
Героическую тему защиты природы от внезапных стихийных бедствий Багрицкий решает с искусством тонкого знатока жизни рыб и художника, для которого дорог не только результат разведения ценных пород карпа, но и сама эта жизнь, полная дикой драматической поэзии. Прозрачная легкость красок в “Романсе карпу” создает “портрет” красивой, сильной рыбы, прирученной человеком и оставившей “студеную глубь, кустарник, звезду на зыбях” для… украшения обеденного стола. В жанре оды, обрамляя репликами шутливо-прозаического характера
Выходят самцы на бесшумный бой, На бой за оплодотворенье. Распахнуты жабры; плавник зубчат; обложены медью спины… В любви молчат. В смерти молчат.
Молча падают в типу.
В “Стансах” того же цикла светлой и радостной романтикой открытия мира “крупинкой любви дневной” – растущим мальком насыщена каждая деталь живописной картины, которую наблюдает ихтиолог: постепенно сгущаются и становятся более суровыми краски, появляются первые
Над жирными подами встал туман, Звезда над кустом косматым И этот малек, как левиафан, Плывет но морским закатам. И первые ветры, и первый прибой, И первые звезды над головой.
В переводах стихов Янки Купалы и Миколы Бажана (исполненных в конце 20-х – начале 30-х годов) Багрицкий с особенной любовью и искусством воскрешает светлую романтику народных преданий. Лиризм в пейзажах Янки Купалы (“Снег”, “Зимой в лесу”, “Две березы”) согревает картины природы мягким светом, грустные интонации растворяются в спокойно-поэтической атмосфере вечной жизни природы, знающей горе и боль, но не знакомой со смертью. Однако мотивировка Багрицкого (“…Ведь это у вас потому так хорошо получилось, задушевно, Иван Доми-иикович, что тополи вам как родные и близкие люди. А мне березы роднее…”) нуждается в уточнении.
Ведь каждый, кто знаком с поэзией Багрицкого, помнит драматический образ “матери Украины”, проникнутый печалью седых тополей (“Дума про Опанаса”). Правда, севернорусский пейзаж в последнее восьмилетие жизни поэта стал для него более близким, чем природа юга, но, очевидно, решающую роль тут сыграло желание усилить акцент на проявлении мужества и дерзости “буйных” деревьев, особенно любимых нашими предками.
В славянском фольклоре с большим поэтическим чувством изображается береза. После исчезновения тотемизма в народных песнях сохранился образ песенного дерева, постоянного спутника русского человека на земле, и, очевидно, из всего многообразия оттенков значения березы Багрицкому ближе всего было воспоминание о ней как о “буйном” дереве. Поэтому при переводе он ввел отсутствующий у Купалы аллегорический образ грозы и, не ослабляя грустной мелодии песни, сообщил картине пафос и драматизм борьбы.
В поэзии Миколы Бажана Багрицкого привлекли сонеты о любви, где сюжет своеобразно переплетается с мотивами известной в украинском и русском фольклоре волшебной сказки о таинственно расцветающем цветке. Это переплетение создает контрастный фон для сцен любовных свиданий, вносит в них оттенок романтической загадочности. Мрачные колдовские силы зачарованного леса отступают перед радостной и могучей силой любви, побеждающей все злое.
В этом расхождений между Ми-колой Бажаном и Багрицким пет. Но переводчик сумел обогатить рисунок Бажана, насытить ткань стиха буйной языческой поэзией плодотворящих сил земли. Торжественная мелодия шестистопного ямба с ритмической и смысловой паузой в середине строки – характерная особенность сонета Багрицкого – напоминает о работе знаменитого мастера сонета Эредиа, по теплый колорит, гимн радостям жизни резко отдаляет его от “мраморной холодности” (Горький) французского сонета.
Кончается ночей прохладных половина, И круглых звезд дозрел богатый урожай. В чарованных лесах ты, дева, ожидай Себе могучего и радостного сына. Как кубок пенистый, пролился через край Густых и влажных слов тяжелый запах винный, Порвала па груди своих монист рубины И гостю страшному докинула размай
Так, в самых разнообразных случаях обращения к другим национальным литературам Багрицкий, оставаясь самим собой и никогда не теряя своеобразия поэтического мировосприятия, умел донести до читателя неповторимые черты исторической и культурной жизни разных народов, их мечты, предания, обычаи, легенды и сказки, имевшие в себе зерно правды, дорогой всем народам земли, всему человечеству.
В начале 30-х годов литература училась утверждать не только принципы равенства и братства всех людей труда, но и открывать источники духовного развития народов всей земли на основе взаимного обогащения, в результате творческого восприятия культурных ценностей, исторически прогрессивного опыта, лучших свойств народного характера.
Путь к сближению русского парода с близкими и далекими от пего народами земли пролагался русской литературой со времен Пушкина. Среди поэтов Эдуард Багрицкий, вследствие широты своей поэтической культуры и благодаря упорной защите тех законов искусства, которые были утверждены Пушкиным, стал одним из самых стойких хранителей и продолжателей плодотворных традиций отечественной литературы, талантливым распространителем на русской почве поэтических ценностей других народов.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...