Поэтическая мысль стихотворения “Дума”

Поэтическая мысль стихотворения реализуется во внутреннем эстетическом движении от элегической интонации мочального размышления к мрачному, трагическому обобщению, от высокой романтической ноты к скорбной и горькой иронии.

Основную эмоционально-смысловую нагрузку в первой части несут слова, освященные традицией элегического романтизма: “печально”, “состарится”, “томит”, “вянем”. Другой стилистический пласт – слова философского и отчасти общественно-политического содержания: “познанья”, “сомненья”,

“бездействии”, “добру”, “злу”, “борьбы”, “властно”, “рабы. Они придают элегическому зачину (“Печально я гляжу на наше поколенье!”) характер философского размышления.

На этом фоне интонационно выразительно звучат слова ораторского стиля, резкие оценочные эпитеты-“постыдно”, “позорно”, “презренные”. Они подготавливают высокую романтическую ноту, усиливающую эмоционально мысль поэта:

Так тощий плод, до времени созрелый, Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз, Висит между цветов, пришлец осиротелый, И час их красоты – его паденья час!

Последние строки

уже предвещают мрачный исход. Во второй части заметна новая лексическая струя и связанная с ней новая интонационная окраска стиха. Слова ораторского стиля отсутствуют. Выразительный эффект достигается тонкой игрой “поэтизмов” и “прозаизмов” (“мечты поэзии”, “создания искусства”, “восторгом сладостным”- “не шевелят”; “чувства” – “остаток”; “чаши наслажденья” – “касались”), которая поддержана употреблением контрастных слов (“ненавидим” – “любим”, “ни злобе” – “ни любви”, “холод” – “огонь”, “скучны” – “забавы”, “забавы” – “разврат”, “добросовестный” – “разврат”, “спешим” “назад”, “к гробу”–“насмешливо”, “царствует”, т. е. величаво-спокойно господствует,-“кипит”).

Высокая романтическая нота первой части сменяется скорбным реквиемом. Ореол романтики (“И час их красоты – его паденья час!”) последовательно снят. Судьба поколения не содержит ни грана высокой романтики.

Поколение способно лишь на сатанинскую насмешку над самим собой. Но и этого мало.

В последней части вновь появляются слова ораторского стиля в сочетании с лексикой, носящей философский оттенок (“ни мысли плодовитой”, “ни гением начатого труда”, “судья”, “гражданина”, “потомок”, “оскорбит”, “презрительным”). Здесь уже совершенно нет былой элегичности. Вместо нее – бытовой, обыденный план (“Насмешкой горькою обманутого сына Над промотавшимся отцом”). Чем дальше развенчивается поколение, тем прозаичнее стиль.

Всякий ореол романтической идеализации исчезает, и вместо него естественно возникает сравнение с заурядной бытовой мелодрамой, и Лермонтовское сравнение обнажает правду о поколении, ум и чувства которого лишены большого общественного содержания. Но как раз в этом и заключена подлинная общественная трагедия поколения и моменты в характеристике поколения связаны с эмоциональным нарастанием, со все более крепнущими нотами осуждения, с чувствами горечи и насмешки, с иронией и даже сарказмом. Эмоциональное движение достигает апогея в заключительной строфе, там, где сорвана романтическая маска и где предстала голая и безыскусная правда.

Бытовая окраска заключительных строк совпадает с наибольшей силой эмоционального осуждения. Заключительный аккорд лермонтовского реквиема выражает и степень моральной опустошенности поколения, и высоту лермонтовских общественных критериев, и глубину поэтического обобщения.

Сочетание в “Думе” различных стилистических пластов, смена интонаций заставляет говорить о жанровом своеобразии стихотворения. Перед нами предстала не традиционная элегия, для которой характерно единство стиля и интонации, не философская элегия, не гражданская ода, а лирический жанр, совмещающий признаки различных жанров романтической лирики и тем разрушающий незыблемую жанровую целостность. Содержание стихотворения не вмещается в границы определенного жанра. Гражданская тема в стихотворении становится глубоко личной, интимной темой, зависимой не от того или иного душевного состояния поэта, а вырастающей из его взгляда на мир.

Это-то и придает стихотворению цельность и завершенность.

Сложность лермонтовской романтической позиции в “Думе” заключается в том, что поколение осуждается личностью, но эта личность не отделяет себя от поколения. Темой стихотворения становится не просто “я” и не просто “мы”, а отношение “я” к “мы”.

Трагедия самого поэта наиболее явственно выражается I! романтической иронии. Беспредельность личных желаний, романтический порыв к чему-то затаенному, постоянно осмеиваемый и заключенный в клетку частного мира, – таковы контрастные чувства, переполняющие поэта. Согласно традиции высокого романтизма, как верно заметил Д. Максимов, поэт-романтик не подлежал критике.

Точно так же не подлежал критике лирический герой романтической, поэзии. В “Думе” высокое – герой, “я” – включается в низменное “мы”, “толпа” (“Толпой угрюмою и скоро позабытой Над миром мы пройдем без шума и следа…”). Осуждение распространяется Лермонтовым и на себя.

В “Думе” Лермонтов предстает одновременно и судьей, и подсудимым. При всем своем негодовании Лермонтов осознал себя сыном века, и потом пороки поколения суть его собственные пороки. В этом нет ничего обидного для поэта. Напротив, нужно удивляться гражданской и человеческой смелости Лермонтова, беспощадности к себе и исключительной трезвости.

Еще А. В. Луначарский заметил, что в “Думе” Лермонтов “клянет” свое поколение (и себя в том числе) “в качестве жертв безвременья”.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Поэтическая мысль стихотворения “Дума”