Первые критические выступления В. Г. Белинского

Временный отход А. С. Пушкина от журнально-критической деятельности совпал с появлением в литературе нового выдающегося критика. Это был В. Г. Белинский, выступление которого со статьей “Литературные мечтания” (1834) знаменовало зарождение новой эстетики и критики.

Идеи молодого критика были преемственно связаны с эстетическими взглядами его ближайших предшественников: и декабристов, и “любомудров”, и Н. А. Полевого, и Н. И. Надеждина. Особенно большое значение для Белинского имели статьи А. А. Бестужева, с одной стороны, и Н. И. Надеждина

– с другой. Однако “Литературные мечтания”, перекликаясь в названии со статьей Надеждина “Литературные опасения за будущий год”, во многом отступали от сложившихся традиций и намечали новое решение ряда вопросов эстетики и критики.

Отвечая на запросы своего времени, Белинский стремится обосновать критику философией. Мы уже знакомы с его ранними философскими взглядами; с ними была связана и его литературно-эстетическая теория. Белинский сформулировал свое понимание художественной литературы, указав на три ее необходимых признака.

Во-первых, литература есть “плод свободного

вдохновения и дружных (хотя и неусловленных) усилий людей, созданных для искусства”. Это положение было направлено против того подчинения литературы официальной идеологии, которое тяжелым гнетом ложилось на передовых художников.

Во-вторых, произведения этих созданных для искусства людей выражают и воспроизводят “дух того народа, среди которого они рождены и воспитаны, жизнию которого они живут и духом которого дышат”. Тем самым Белинский, развивая прогрессивно-романтическую концепцию, признавал народность одним из важнейших признаков художественной литературы. Но критик идет дальше дворянских революционеров.

Белинский подходит к мысли о социальном расслоении нации, включающей, с одной стороны, “общество”, т. е. “избранный круг образованнейших людей”, а с другой – “массы народа”. Литература, по убеждению Белинского, “непременно должна быть выражением – символом внутренней жизни народа”, т. е. широких демократических масс. Это и является условием ее народности.

Таким образом, Белинский признает зависимость национального своеобразия литературы от ее демократизма, что и явилось новой, более высокой ступенью в постановке проблемы народности литературы. Белинский сближался здесь с Пушкиным, раздумья которого над вопросом о народности литературы шли в том же направлении. Некоторые формулировки Белинского почти дословно совпадают с суждениями Пушкина, высказанными в еще не опубликованной в то время заметке “О народности в литературе” (“образ мыслей и чувствований”, свойственных народу, как основа народности литературы).

С А. С. Пушкиным и Н. В. Гоголем Белинский сближался в борьбе за истинную народность против той, которую пытались насаждать идеологи “официальной народности”.

В-третьих, признаком национальной литературы является внутреннее единство и связь входящих в ее состав произведений: “… в ней все последовательно, все естественно, нет никаких насильственных или принужденных переломов, происшедших от какого-нибудь чуждого влияния”.

Руководствуясь изложенными принципами, Белинский дал блестящий, хотя и не во всем справедливый по отношению к писателям XVIII в., обзор истории русской литературы. Такое широкое историческое введение было необходимо критику для оценки современного состояния русской литературы. Белинский признает оконченным спор между “классиками” и романтиками, еще недавно разделявший литераторов на два враждебных лагеря. Критик не считает нужным толковать “о блаженной памяти классицизме и романтизме: вечная им память!”.

Новое, плодотворное, жизненное направление литературы было начато Пушкиным, открывшим новый, пушкинский период русской литературы. Признание основополагающего значения Пушкина для решения задач, выдвинутых развитием русской литературы и исторической жизнью народа, проходит через всю статью Белинского “Литературные мечтания”. Это значение определяется новым характером пушкинского творчества. Белинский пока еще не определил пушкинского новаторства понятием реализма, равно как не сформулировал с достаточной отчетливостью принципов реалистической эстетики.

Однако высокая оценка Пушкина исходит из утверждения связи его творчества с русской действительностью, с жизнью русского народа. “В сильных и мощных песнях” Пушкина “впервые пахнуло веяние жизни русской”; он стал “выражением современного ему мира, представителем современного ему человечества; но мира русского, но человечества русского”; “Пушкин был совершенным выражением своего времени” – подобные суждения явились признанием не только народности, но и реализма пушкинского творчества, категорий, тесную связь которых Белинский в дальнейшем глубоко раскроет. Применяя те же критерии, Белинский выделяет и других великих писателей: Г. Р. Державина, И. А. Крылова и А. С. Грибоедова.

Таким образом, творческие победы реализма в русской литературе способствовали осознанию новых эстетических принципов, создавали основу для реалистической эстетики. К этому и шел Белинский, законно поставивший вопрос: “… из чего должны выводиться законы изящного, как не из изящных созданий?”.

Журнал “Московский наблюдатель”, выходивший в течение 1835-1837 гг. под редакцией статистика и экономиста В. П. Андросова, продолжал идейные традиции “любомудров” и их “Московского вестника”. Критический отдел находился в руках Шевырева. Считая литературу делом избранных, Шевырев хотел бы оставить ее в руках аристократического меньшинства, которое по своему воспитанию, культуре может проявить вкус к “изящному” и сообщить литературе “высокое” содержание. Оставаясь романтиком-идеалистом, Шевырев хотел бы видеть в литературе “побольше идеального” в надежде, что это поможет улучшению жизни.

Вот почему Шевырев стал защитником “светской повести”, чуждой всего “низкого” и “грязного”. Вместе с тем Шевырев выступил против “торгового” направления в журналистике, представленного “Библиотекой для чтения”, признавая денежные отношения губительными для литературы.