Отчего же плачет Сальери?

Создавая образ Моцарта, Пушкин отстаивал свое программное понимание искусства. Но художественное исследование обстоятельств и условий реализации гением своих возможностей приводило к суровым и драматическим выводам. Отношение таланта к гению, определяемое завистью – ненавистью, закономерно приводило к убийству Моцарта.

Исторический реализм открывал Пушкину неминуемость такого разрешения конфликта.

Сальери, как мы помним, сформулировал свою позицию с категорической ясностью-“остановить” Моцарта необходимо, – “не

то мы все погибнем”. В этом конфликте Моцарт обречен. На стороне Сальери и ему подобных “жрецов” – активность, порождаемая жаждой первенствовать, получать награды за труды, за процветание “полезного” искусства; ненависть, питаемая индивидуализмом; способность к предательству; жестокость бездуховной натуры, готовой сладострастно признавать себя ничтожным “чадом праха” и за это именно злобно мстить создателю “райских песен”.

Сцена отравления потрясает доверчивостью и беззащитностью Моцарта и вероломством, нечеловеческим хладнокровием убийцы. Моцарт играет другу свое последнее

произведение – “Кешет”, а друг этот, только что бросивший в стакан Моцарта яд, слушает его музыку с наслаждением и вдруг плачет!

О, эти слезы Сальери! Сколько о них написано!

Именно они и давали возможность говорить о “трагически-прекрасном” характере Сальери. Напомню одну из таких оценок этой сцены: “Заставив Сальери уже после того, как он отравил Моцарта, впервые проливать слезы, Пушкин как бы говорил: кто плакал впервые в своей жизни, слушая “Цецтет”, тот мог осознать беспримерность своего преступления против Моцарта, преодолеть в себе завистника, прийти к осознанию своей посредственности и дойти до того предела отчаяния, которое явилось бы справедливым возмездием за совершенное им преступление против искусства”.

Отчего же плачет Сальери? Его слезы – это уже известный нам прием “компрометации” героя. Пушкин отрицал принципиально одностороннее изображение характера, высмеивал тех, у кого “заговорщик говорит: Дайте мне пить, как заговорщик”.

Сальери, убивая Моцарта, убежден, что он исполняет свой долг; преступая нравственный закон, он ощущает себя избранной натурой; вливая яд, он остается талантливым композитором, который не только добился славы и признания, но и одарен от природы чувством гармонии, способностью наслаждаться музыкой.

Отравив Моцарта, Сальери слушает его “Кес[шет”. Но ом оказывается не в силах сдержать своего смятения и волнения – и плачет. Слезы помогают увидеть его обыкновенным человеком, а не воплощением злодейства. Они подчеркивают чуткость его натуры к восприятию прекрасного.

Плачущий Сальери – это громадное художественное открытие Пушкина. Им создан характер нового времени – талант, искренне наслаждающийся творениями гения и убивающий гения; это символ жестокости и бесчеловечия общества, породившего эгоизм как необходимую форму самоутверждения человека.

В ответ на вопрос Моцарта – “Ты плачешь?” – Сальери отвечает: “Эти слезы Впервые лью…” Это ложь. Он сознательно обманывает Моцарта, но странно, что обманулись исследователи, постоянно подчеркивающие, что Сальери плачет впервые. В монологе, с которого начинается драма, Сальери признается, что уже с детства в нем проявлялась способность испытывать сладкое волнение от музыки: “Звучал орган в старинной церкви нашей, Я слушал и заслушивался – слезы Невольные и сладкие текли”.

Слезы смягчали, очеловечивали эгоистическую, мрачную, рассудочную натуру Сальери.

Но последние слезы не только раскрывают чуткость Сальери к гармонии. Плача, он говорит, что ему “и больно и приятно”. Приятно, конечно, оттого, что “будто тяжкий совершил я долг, Как будто нож целебный мне отсек Страдавший член!” Отсечена была зависть-ненависть – Моцарт отравлен, опасный гений “остановлен”. Но – “больно”.

Отчего же больно Сальери слушать музыку Моцарта? Угрызения совести? Это исключено для такого человека, как Сальери. Боль заставила – и это действительно впервые – стыдиться слез своих; он говорит: “Друг Моцарт, эти слезы…

Не замечай их”.

В слезах этих не только сладкий восторг от гениальной музыки, но прежде всего боль бессилия. Сальери поражен страшной мыслью – он исполнил “долг” и отравил Моцарта, своего врага, но музыка Моцарта осталась. Истинное искусство убить нельзя.

Оно бессмертно – именно оно, это ненавистное ему искусство, которому нельзя научиться. Драму бессилия тех, кто считает себя вправе “останавливать” гения, изобразил Пушкин в судьбе Сальери. Именно здесь, в финале, отравив Моцарта, Сальери терпит и окончательную идейную и нравственную катастрофу.