Осознать перед смертью… (Л. Толстой, “Смерть Ивана Ильича”)

Остановись, мгновенье, ты прекрасно.
В. Гете, “Фауст”
Умирает твой товарищ. Уходит из жизни. А у тебя смятение чувств и: “…Кроме вызванных этой смертью в каждом соображении о перемещениях и возможных изменениях по службе, могущих последовать от этой смерти, самый факт смерти близкого знакомого вызвал во всех, узнавших про нее, как всегда, чувство радости о том, что умер он, а не я”.

Не ты. Пока еще не ты!
Философская суть рассказа передана через мнение неинтересных, самых типичных обывателей того времени. Суть двойная:

о пустяшности нашей жизни и о том мгновении, когда приходит осознание ее великости.
Член Судебной палаты Иван Ильич Головин, женившись в свое время без любви, но весьма выгодно для своего положения, делает очень важный шаг в своей жизни – переезд. Дела его на службе идут хорошо, и, на радость жены, они переезжают в более достойную и престижную квартиру.
Все хлопоты и переживания по поводу покупки мебели, обстановки квартиры занимают самое первое место в помыслах семьи. “Чтобы было не хуже, чем у других”. Какие должны быть стулья в столовой, обить ли розовым кретоном гостиную, но все это должно быть непременно “на уровне”, а другими словами, в точности повторить сотни таких же квартир. Главное – престижно и достойно.
Но есть ли счастье у этих людей? Прасковья Федоровна, жена, постоянно “пилит” Ивана Ильича, чтобы тот продвигался по службе, как другие. У детей свои интересы.

А Иван Ильич находит радость во вкусном обеде и успехах на работе.
Толстой пишет не о какой-то случайной семье. Он показывает поколения таких людей. Их большинство.

В чем-то рассказ Толстого – это проповедь духовной мысли. Может быть, такой вот Иван Ильич, прочитав сегодня эту книгу, задумается, кто же он есть на самом деле: только ли чиновник, муж, отец или есть в нем более высокое предназначение?
Украшая свое новое жилище, Иван Ильич подвешивал модную картину, но сорвался и упал с высоты. “Совершенно удачно упал”, только немного. повредил бок. Наш, герой беззаботно смеется, но до читателя уже доносится грозная музыка, лейтт мотив провидения, смерти. Сцена съеживается, герои становятся мультипликационными, ненастоящими.
Задетый бок время от времени стал напоминать о себе. Скоро даже вкусная еда перестала радовать члена Судебной палаты. После еды он стал испытывать ужасную боль. Его жалобы страшно раздражали Прасковью Федоровну.

Никакой жалости и тем более любви к мужу она не испытывала. Но зато чувствовала огромную жалость к себе. Ей, с ее благородным сердцем, приходится переносить все дурацкие капризы своего избалованного мужа, но только ее чуткость позволяет ей сдержать свое раздражение и благосклонно отвечать на его глупое нытье.

Каждый сдержанный упрек казался Прасковье Федоровне огромным подвигом и самопожертвованием.
Единственный, кто действительно сочувствует больному, – буфетный мужик Герасим. Он становится и сиделкой возле постели умирающего, и утешителем в его страданиях. Нелепая просьба барина – держать его ноги, мол, так ему легче, не вызывала ни удивления, ни раздражения мужика.

Он видит перед собой не чиновника, не хозяина, а прежде всего умирающего человека, и рад хоть как-то послужить ему.
Чувствуя себя обузой, Иван Ильич еще больше раздражался и капризничал, но вот наконец-то смерть-избавительница приблизилась к нему. После долгой агонии вдруг произошло чудо – никогда не задумывавшийся о том самом “великом”, Иван Ильич ощутил неведомое для него чувство всеобъемлющей любви и счастья. Он больше не был обижен на черствость родных, напротив, он чувствовал к ним нежность и с радостью прощался с ними. С радостью же он и отправился в чудесный, сверкающий мир, где, он знал, его любят и встречают.

Только теперь обрел он свободу.
Это мгновение коснется Ивана Ильича позже. Пока еще идет рассказ о похоронах, о неловкостях, которые испытывают гости, о встрече провожающих с мертвым телом: “…как у всех мертвецов, лицо его было красивее, главное – значительнее, чем оно было у живого. На лице было выражение того, что то, что нужно было делать, сделано, и сделано правильно.

Кроме того, в этом выражении был еще упрек или напоминание живым”. Зритель увидел этот упрек, но потом выяснится, что упрека не было – Иван Ильич успел простить всех.
Гость уезжает: живым – жить.
“- Что, брат Герасим? – сказал Петр Иванович, чтобы сказать что-нибудь. – Жалко?
— Божья воля. Все там же будем, – сказал Герасим, оскаливая свои белые, сплошные мужицкие зубы, и, как человек в разгаре усиленной работы, живо отворил дверь, кликнул кучера, подсадил Петра Ивановича и прыгнул назад к крыльцу, как будто придумывая, что бы ему еще сделать”.
Каждый день на планете умирают тысячи Иванов Ильичей, но также продолжают люди жениться и выходить замуж по расчету, ненавидеть друг друга и растить таких же детей. Каждый думает, что способен на подвиги. Но не каждый в последние мгновения своего бытия сможет окинуть взглядом прожитое и сделать какие-то выводы.

Или простить, или возненавидеть…