Особенность образов-персонажей Борхеса

Важная особенность образов-персонажей Борхеса – их неподвластность уничтожению. Они не горят в огне. Чтобы глубже понять значение знака “не испепеляемые огнем образы”, Жолковский соотносит его со знаком “несгораемые рукописи”.

В последнем случае он использует пародийно перекодированную (вместо “несгорающие” – “несгораемые рукописи”, где слово “несгораемые” изъято из устойчивого словосочетания “несгораемый шкаф” и несет отпечаток прежнего значения) цитату из романа Михайла Булгакова “Мастер

и Маргарита” “Рукописи не горят”, получившую в литературоведческой науке многообразные трактовки.

Ирина Галинская в исследовании “Криптография романа “Мастер и Маргарита” Михаила Булгакова” выдвинула гипотезу о возможном историко-культурном источнике, знакомство с которым способствовало рождению булгаковской метафоры – изложенной в “Истории альбигойцев” Н. Пейра легенде о манускрипте испанского приора Доминика де Гусмана, представлявшем собой толкование Священного писания и изобличавшем альбигойскую ересь. Еретики-альбигойцы решили сжечь эту рукопись. “Каково же

было их потрясение… когда пламя отнеслось к рукописи Доминика с благоговением и трижды оттолкнуло ее от себя…”. Не вдаваясь в вопрос об обоснованности данного предположения, заметим, что легенды о несгорающих в огне книгах (до изобретения книгопечатания имевших рукописный вид) существуют во многих культурах и отражают сложившееся в древности отношение к так называемым священным текстам, наделявшимся атрибутами божественности, а следовательно, неуничтожимости, бессмертности. Отголосок одной из таких легенд слышен в рассказе-эссе Борхеса “Богословы”: “Разорив сад, осквернив чаши и алтари, гунны верхом на лошадях ринулись в монастырскую библиотеку, изорвали в клочья непонятные для них книги и с бранью сожгли их, видимо, опасаясь, что в буквах таятся оскорбления их Богу, кривой железной сабле.

Сгорели палимпсесты и кодексы, но внутри костра, среди пепла осталась почти невредима двенадцатая книга “Civitas Dei” , где повествуется, что Платон в Афинах учил, будто в конце веков все возродится в прежнем своем виде….

Исторический опыт убедил людей в том, что достойные того книги не знают временных границ, становятся вечными спутниками человечества, средоточием его духовного опыта, представлений о прекрасном и безобразном.

Знак “не испепеляемые огнем образы” относится к знаку “несгораемые рукописи” как часть к целому, ибо именно в рукописи, не горящие в огне, превратятся не горящие в огне образы, когда творческий процесс будет завершен. И борхесовский, и булгаковский знаки наделяются иммортологическим значением. Борхесовский знак, однако, содержит в себе “прапамять” о своем происхождении и о происхождении других знаков упорядоченного множества форм знака данного класса (птица Феникс, неопалимая купина, Роза Парацельса и др.).

Все они отражают древние мифологические представления об огне как о всеобъемлющем начале, пронизывающем мироздание.

Появление в рассказе Борхеса образа Бога Огня побуждает читателя вспомнить, какое истолкование получает Агни (др.-инд. Agni, букв. “огонь”) в древнеиндийской мифологии. Согласно Ведам, Агни – космическая сила универсального характера, составляющая первооснову мира, присутствующая во всем.

Поэтому Агни изображался как главный из земных богов, персонификация священного огня. Облик Бога Огня у Борхеса странен: это гибрид тигра, коня, быка, розы, урагана. И в этом писатель отступает от традиционных древнеиндийских представлений о тройственной природе Агни (“он родился в трех местах: на небе, среди людей и в водах; у него три жилища, у него троякий свет, три жизни, три головы, три силы, три языка” 292, с. 35), во-первых, избегая появления возможных ассоциаций с христианством, во-вторых, желая усилить ощущение первозданной – дочеловеческой – архаики, сверхъестественности, могущества, пугающей и завораживающей множественности единой космической субстанции.

Но это лишь один комплекс значений, которыми наделен данный образ. Явление Бога Огня “сновидцу” во сне – скрытое указание на то, что Агни – продукт человеческой фантазии, проявлявшей себя на уровне мифологических представлений о бытии.

Характерно, что у Борхеса преломилось и изменение положения Агни в божественной иерархии индуизма в более поздний период древнеиндийской истории в связи с появлением концепции пяти элементов, из которых состоит мир. Писатель изображает запустение, царящее в святилищах Бога Огня, разрушенных, изуродованных пожарами, заросших болотными зарослями, воспроизводит наказ Агни, оживившего призрака-“сына”, “обучить создание обрядам и отправить его в другой разрушенный храм, чьи пирамиды еще сохранились вниз по реке, дабы хоть один голос славил Бога в обезлюдевшем святилище” (с. 129).

И совсем не случайно “сновидец” Борхеса поклоняется именно светоносному Агни, победителю тьмы, ищет у него поддержки – одной из функций Агни традиционно считалось поощрение певцов. Божественный огонь – высшая творческая духовная сила – как бы соучаствует в процессе создания эстетических ценностей, вселяясь в певцов, “сны” которых принадлежат миру идеального, а потому не пожираются огнем, который пожирает все на Земле, – временем.

Прообраз книги, не подлежащей уничтожению, не сгорающей в огне, даже когда гибнет мир, у Борхеса – Веды (от санскр. “веда” – знание; священные тексты брахманизма). Циклическая история Вселенной, согласно древнеиндийской религиозной философии, включает в себя “периоды мрака, в которых либо ничего нет, либо остаются лишь слова Вед. Это слова-архетипы, которые служат для создания вещей”.

Но и согласно иудейской мистике, Тора (“Закон”, первая часть иудейского ветхозаветного канона) – книга, предшествовавшая миру. Аналогичной позиции придерживается и мусульманство относительно Корана (от араб. “кур’ан”, букв. – Чтение; священное писание ислама). “В христианстве сначала различали кодексы (книги из склеенных вместе листов) и свитки, которые часто изображаются в руках апостолов, когда Христос передает им их как символ традиции учительства”. “Книгой книг” христианство считает Библию “(от множественного числа biblia греческого biblion, т. е. “книга”)”. “Буквальное проглатывание Книги Откровения пророком Ие-зекиилем является исконным символом “прочувствования” божественного послания. Передача высшего знания, очевидно, мыслилась лишь с помощью книги, происходящей из высших сфер” . Веды, Тора, Библия, Коран… – культурные знаки, образующие единую парадигму.

Общим для них означаемым является Книга – Книга-Откровение, или атрибут самого Бога. Это как бы архетип книги, получившей бессмертие. Бессмертен и каждый из образов такой книги.

Можно предположить, что всеиспепеляющий пожар в рассказе Борхеса символизирует конец очередного цикла и гибель мира (“Так повторялось случившееся много веков назад” 61, с. 130). Образ остается невредимым в кольце огня. Это поистине вечный образ, знак которого и дает Борхес в рассказе.

Кольцо огня, в котором он горит не сгорая, – круговорот времен, уничтожающих все тленное.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Особенность образов-персонажей Борхеса