Особая роль книг Гоголя (“Вечера на хуторе близ Диканьки” и “Миргород”) в процессе становления литературы
Для некоторых украинских культурных деятелей эти циклы Гоголя явились мощным стимулом, вызвавшим активный интерес к Украине, ее народу, истории и современному быту. Достаточно вспомнить хотя бы “Автобиографию” Н. Костомарова, в которой выдающийся ученый и писатель свидетельствует, что именно повести Гоголя и поэзия Шевченко впервые пробудили у него стремление к деятельности в области украинской истории и литературы. “Первою малороссийской книгой, прочитанною мной,- пишет Костомаров,- были повести Квитки, но многих слов я вовсе не
И это, несмотря на то, что Костомаров в середине 30-х годов был студентом Харьковского университета, т. е. находился в одном из центров украинского литературного движения. Только книги Гоголя открыли ему новый мир, в котором создания народной фантазии так искусно чередовались с эпизодами народной жизни. Веселый комизм и захватывающая лирика, чудесная трансформация сказок, легенд и исторических дум в совершенном комплексе гоголевских повестей очаровали Костомарова и побудили его к разностороннему изучению Украины.
“В
Затем я взял небольшое издание песен малорусских Максимовича 1827 года, стал читать, потом Думы, изданные тем же Максимовичем и совершенно увлекся ими. Идея народности, уже существовавшая в то время, стала сильно занимать меня, я прочел Сахарова, иностранные книги о народной поэзии, какие только мог достать, прочел диссертацию Бодянского о славянских песнях, начал учиться по-чешски и сербски. Малорусские песни, изданные Максимовичем, я выучил наизусть, хотя малороссы хохотали тогда над моим выговором, прочитал всего Квитку и что попадалось малороссийского, и теперь уже мне не встречались незнакомые слова… Малороссия стала моей” .
Увлечение личностью и творчеством Гоголя было настолько сильным, что осенью 1838 г. Костомаров отправился в Диканьку, надеясь встретиться с автором “Тараса Бульбы”. Не заставши его, молодой ученый бродил по селам и по околицам Полтавы, знакомясь с обычаями и бытом украинских крестьян. Далее было знакомство с Т. Шевченко, увлечение его поэзией, особенно поэмой “Сон”.
Большой интерес вызвала у Костомарова и статья Гоголя “О малороссийских песнях”, отразившаяся в некоторых суждениях ученого (например, ему близка мысль Гоголя о народных песнях как незаменимом источнике познания народной психологии и мировосприятия) и частично в стиле его диссертации (“Об историческом значении русской народной песни”.-Харьков, 1843).
Следы воздействия гоголевского творчества ощущаются и в исторических драмах Костомарова (“Сава Чалый”, 1838; “Переяславська рада”, 1840), хотя при наличии в них массовых сцен драматург еще не проникается глубинной гоголевской мыслью о народной основе истории.
Можно назвать и цикл ранних романтических произведений Е. Гребенки (“Рассказы пирятинца”), где писатель явственно следует сказовой манере Гоголя, применяет характерные вещные метафоры, расширенные сравнения, лирические пейзажные описания. В исторических произведениях – романе “Чайковский”, повести “Нежинский полковник Золотаренко” – также налицо отражение гоголевской традиции: в описаниях подвигов казацкой вольницы, в фольклоризации повествования, в противопоставлении героического красочного прошлого пошлой мелочности современной жизни (последнее не только подразумевается, как у Гоголя, но и непосредственно выходит на страницы романа “Чайковский” – в описании “препоганого местечка Пирятин”, скучного и бесполезного “существовательства” его обитателей в противоположность пейзажу того же города в древности сильного, красивого и богатого). Белинский отмечал, однако, что роман “Чайковский” – произведение, “прекрасное в отдельных местах, проигрывает в целом, особенно в силу искусственных мелодраматических эффектов, нарушающих правду исторической жизни.
В дальнейшем Е. Гребенка-прозаик развивался в русле “натуральной школы”, как известно, ведшей свою родословную от Гоголя.
Сближает Квитку-Основьяненко с Гоголем и стремление к демократизации литературы. Основная мысль “Предисловия” к первому тому “Вечеров на хуторе близ Ди-каньки” – утверждение народа как полноправного объекта творчества, насмешка над привычными, но фальшивыми формами псевдонародной литературы, жажда создать новые действенные средства изображения. Лукавый пасич-ник Рудой Панько подчеркивает демократичность “рассказываемых” им повестей, сравнивая их с появлением мужика в покоях великого папа. Со всех сторон крестьянина толкают, гонят окриками: “Куда, куда, зачем?
Пошел, мужик, пошел!..” Но “мужик” упрямо идет вперед… Полемичность “Предисловия” очевидна. Нельзя не заметить близости к этой идее “Предисловия” мыслей Квитки об искусстве, выраженных в таких повестях, как “Солдатський партрет” и “Сушнка до пана-1здателя”, где писатель отстаивает вольное и широкое введение образов из демократической среды, права народного языка в литературе, к тому же языка украинского, пренебрежительно третируемого реакционной критикой, сводимого к ограниченной сфере поверхностного “комизма”, языка, который украинские писатели стремились утвердить в качестве литературного.
Можно провести и ряд конкретных типологических и генетических параллелей в повестях Гоголя и Квитки-Основьяненко, отметить и отличия в их структурах, но важнее подчеркнуть эту общность творческого подхода, “участие” русского писателя Гоголя в процессе формирования до-шевченковской украинской прозы. Тем более что Квитка-Основьяненко высоко ценил произведения Гоголя и один “из первых отдавал ему всегда надлежащую справедливость”
С приходом в украинскую литературу Тараса Шевченко, основоположника украинского реализма и выразителя подлинной народности в искусстве, по-новому воспринимаются традиции русской и мировой литературы, в том числе и идейно-эстетический опыт Гоголя.