Основные темы, идеи, образы стихотворений В. В. Маяковского
Большое место в многогранном поэтическом творчестве Маяковского занимает сатира. Сатира – вид комического, наиболее беспощадно осмеивающий несовершенство мира, человеческие пороки. И задача этого вида искусства, по словам великого русского сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина, “провожать в царство теней все отживающее”.
В годы, предшествующие революции, Маяковский отвергает буржуазный мир. “Долой вашу любовь”, “долой ваше искусство”, “долой вашу религию”, “долой ваш строй!” – таков пафос его поэмы “Облако
В “Гимне судье” Маяковский едко высмеивает общественный строй России, хотя местом действия названа далекая страна Перу. Страной этой правят унылые судьи, враждебные всему живому:
Глаза у судьи – пара жестянок
мерцает в помойной яме.
Судьи сами не умеют радоваться
Это как мораль басни.
Особенно ненавистен Маяковскому буржуазный мир – мир “жирных”: “Я жирных с детства привык ненавидеть, всегда себя за обед продавая”, – вспоминает поэт свое голодное отрочество и юность в Москве, куда семья переехала после смерти отца. В “Гимне обеду” он создает гротескный образ буржуа – это “желудок в панаме”. В стихотворении “Нате!” в сатирическом ключе представлен мир “жирных” обывателей, смотрящих “устрицей из раковин вещей”.
С сарказмом поэт говорит о пристрастии мещан к вещам, об их бездуховности и пошлости. Маяковский издевается над мещанами, которые потребительски относятся к духовным ценностям:
Все вы на бабочку поэтичного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.
Все в стихотворении, начиная с названия “Нате!” и кончая последними словами, сориентировано на прямое обращение к враждебной аудитории с целью вызвать скандал:
А если мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется – и вот,
я захочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я – бесценных слов транжир и мот.
Грубыми словами клеймит Маяковский и буржуазию, развязавшую мировую бойню и наживающуюся на ней, равнодушную к смертям и увечьям жертв войны, в стихотворении “Вам”. В “Гимне ученому” ученый – “двуногое бессилие” “с головой, откусанной начисто”, у которого “ни одного человеческого качества”:
Вгрызлись в букву едящие глаза, –
ах, как букву жалко.
Отгородившись от жизни, ее требований и проблем, этот “ученый” становится обывателем, существом, равнодушным ко всему: времени года, любви, политике, даже будущему, тому, “что растет человек глуп и покорен”. Наука такого деятеля так же бесполезна и бесперспективна, как “труд” критика (“Гимн критику”), способного только чужое “белье ежедневно прополаскивать в газетной странице”.
Едкие образы “Гимнов” запоминаются сразу – “желудок в панаме” из “Гимна обеду”, люди “из мяса” – “Гимн здоровью”, “козы” – взяточники. Грибоедовские и гоголевские мотивы воскресают в “Гимнах”, посвященных взяточникам:
И нечего доказывать – ищите и берите,
Умолкнет газетная нечисть ведь.
Как баранов, надо стричь и брить их.
Чего стесняться в своем отечестве?
Если в предреволюционные годы острие сатиры было направлено против “жирных”, против бесчувственной к словам поэта “толпы”, то когда революция свершилась, сатирической мишенью для Маяковского стали ее враги. Безоговорочное отрицание буржуазного мира позволило Маяковскому с восторгом принять революцию, а острие сатиры он направил против тех, кто мешал строить коммунизм – бюрократов и мещан. Уже в 1920-1921 годах появилось первое стихотворение “О дряни”, обличающее “мурло мещанина” нового советского времени.
Символом и спутником бюрократа в быту, по Маяковскому, становится “оголтелая канарейка”. Даже серп и молот – модные эмблемы, без которых нельзя “фигурять” “на балу в Реввоенсовете”. В 1922 году выходит в свет стихотворение “Прозаседавшиеся”, новое сатирическое произведение.
Тенденция к увеличению бюрократического аппарата наметилась уже в первые годы советской власти. С невероятной быстротой стали возникать учреждения, погрязшие в непрерывных заседаниях, собраниях, имитирующие кипучую деятельность, но далекие от истинных нужд народа. Используя прием доведения качества до абсурда, Маяковский придумывает “Объединение ТЕО и ГУКОНА”, т. е. театральное объединение соединяет с Главным управлением конезаводов.
И наоборот, Главкомполитпросвет разбивает на четыре организации: Глав, Ком, Полит, Просвет. И чтобы уж совсем высмеять нелепость этого явления, он называет учреждение по буквам алфавита:
“Пришел товарищ Иван Ваныч?” –
“На заседании
А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома”.
Если количество заседаний преувеличено, то в вопросе, обсуждаемом на собрании, явное преуменьшение – “покупка склянки чернил Губкооперативом”. Фантастично зрелище сидящих на заседании половин людей – “до пояса здесь, а остальное там”, – так как служащим приходится буквально разрываться между заседаниями.
Эти два стихотворения открыли целую галерею омерзительных образов в сатире середины 20-х годов. Но с бюрократизмом и мещанством Маяковский продолжал бороться всю жизнь. Целые циклы стихов он посвятил бюрократам, карьеристам, взяточникам, подхалимам, подлецам.
Персонажи стихов – “пережитки прошлого”, но как живут эти “пережитки”! О своей активной позиции борца с этими “пережитками” он говорит в стихотворении “Сергею Есенину” (1926):
Дрянь
пока что
мало поредела.
Дела много –
только поспевать.
Надо
жизнь
сначала переделать.
Переделав –
можно воспевать.
Боль за новую страну делает сатиру Маяковского злой, едкой, ядовитой. “Дрянцо” хлещите рифм концом” – и поэт хлещет: подлизу приспособленца:
Лижет ногу,
лижет руку,
Лижет в пояс,
лижет ниже
А язык?!
На метров тридцать
догонять
начальство
вылез –
мыльный весь,
аж может
бриться,
даже
кисточкой не мылясь.
(“Подлиза”)
Хлещет сплетника, для которого весь мир – огромная замочная скважина, хлещет “властителя” с его фальшивым бюрократическим аппаратом и т. д. V В стихотворении “Мрачное о юмористах” (1929) Маяковский призывает других поэтов – “присоединяйтесь!” – атакуйте!
Чтоб
не скрылись,
хвост упрятав,
крупных
вылови
налимов –
кулаков
и бюрократов,
дураков
и подхалимов.
Стремясь “выволочь республику из грязи”, поэт не только разоблачал, высмеивал пороки современности, но и предсказал живучесть “дряни” всякого рода.