Описание сюжета произведения “Слово о полку Игореве”

Композиция “Слова” необычна для исторической повести. Мы видим, что в центре внимания автора не столько последовательный рассказ о самих событиях похода, сколько рассуждения о нем, оценка поступка Игоря, раздумья о причинах “туги” и печали, охватившей всю Русскую землю в настоящем, обращение к событиям прошлого с его победами и несчастьями. Все эти черты “Слова” подводят нас к вопросу о жанре памятника. Вопрос этот тем более важен, что в древнерусской литературе, с ее строгой системой жанров, “Слово” (как и ряд других памятников)

оказывается как бы вне жанровой, системы.

Д. С. Лихачев объясняет это следующим образом.

Для русской культуры XI-ХШ вв. было характерно сосуществование двух жанровых систем: системы литературных жанров и системы жанров фольклора, о которой мы знаем, к сожалению, очень мало. Но обе эти системы не знали жанров, которые могли бы воплотить в себе новые формы исторического и патриотического самосоанания. Система фольклорных жанров была для этого слишком архаичной, система литературных жанров – слишком церковной. “В результате поисков новых жанров в русской литературе и… в фольклоре, – пишет

Д. С. Лихачев, – появляется много произведений, которые трудно отнести к какому-нибудь из прочно сложившихся традиционных жанров”. Таковы “Слово о полку Игореве”, “Моление Даниила Заточника”, “Слово о погибели Русской земли”.

Таким образом, неясность жанровой природы характерна для ряда памятников, и и числе их для “Слова о полку Игореве”. Для выражения “политико-публицистических идей (идеи защиты родины, объединения всех сил для борьбы с внешним врагом)… нужна была помощь эпоса”. Влияние эпоса явно ощущается и в “Слове”.

Как и в эпических произведениях, в “Слове” сильно проявилось авторское начало.

“Это авторско-исполнительское начало,- пишет далее Д. С. Лихачев, – дает возможность лирически интерпретировать события, сопровождать рассказ горестными размышлениями, лирическими восклицаниями и отступлениями”. Сам автор относит свое произведение то к “трудным повестям” (т. е. как можно предполагать, к повествованию о воинских деяниях), то именует его “словом”, то “песнью”. “Слово” не может быть отнесено ни к жанру повести, ни к жанру “слова”, и прежде всего потому, что в нем чрезвычайно сильно обнаруживают себя черты фольклорных жанров – героического эпоса, “славы” и “плача”. Итак, “Слово о полку Игореве” – произведение, находящееся вне традиционной системы жанров древнерусской литературы, оно находится на грани между литературой и фольклором по особенностям своей поэтики, но в отличие от произведений фольклора это произведение авторское.

Поэтика “Слова” настолько своеобразна, язык и стиль его так красочны и самобытны, что на первый взгляд может показаться, что “Слово” совершенно не похоже на другие, современные ему произведения древнерусской литературы.

В действительности это не так. В изображении русских князей, и, прежде всего главных героев “Слова” – Игоря, Всеволода, Святослава Киевского, мы обнаружим черты уже знакомых нам по летописному повествованию стилей: эпического и стиля монументального историзма. Хотя автор не скрывает своего осуждения, рассказывая о походе Игоря, который, по словам современника-летописца, “отворил ворота на Русскую землю”, сам герой остается для него воплощением княжеских и рыцарских доблестей. Игорь мужествен, исполнен “ратного духа”, жажда “испить шеломом Дону Великого”, следование законам воинской чести (“лучше потяту быти, чем полонену”) побуждает его пренебречь зловещим предзнаменованием – затмением солнца.

Столь же рыцарствен и брат Игоря Всеволод, и воины-куряне: они под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены, ищут в битвах себе чести, а князю – славы.

Вообще стиль монументального историзма проявляется в “Слове” разнообразно и глубоко. Действие “Слова” развертывается на огромном пространстве от Новгорода Великого на севере до Тмуторокани (на Таманском полуострове) на юге, от Волги на востоке до Галича и Карпат на западе. Автор “Слова” упоминает в своих обращениях к князьям многие географические пункты Русской земли, слава Святослава простирается далеко за ее пределы – до немцев, чехов и венецианцев.

Действующие лица “Слова” видят Русскую землю как бы “панорамным зрением”, словно с большой высоты. Таково, например, обращение Ярославны из Путивл я не только к солнцу и ветру, но и к далекому Днепру, который может прилелеять к ней любимого-мужа из половецкого плена. Ярослав Осмомысл управляет своим княжеством также в подчеркнуто “пространственных” границах, подпирая горы Угорские, “суды рядя до Дуная”.

Сама битва с половцами приобретает всесветные масштабы: черные тучи, символизирующие врагов Руси, идут от самого моря.

Уже говорилось об историзме “Слова”, также характерной черте монументального историзма. И события, и поступки, и сами качества героев “Слова” оцениваются на фоне всей русской истории, на фоне событий не только, XII, но и XI в.

Наконец, к стилю монументального историзма, несомненно, относится и церемониальность, этикетность “Слова”. Не случайно в нем так часто говорится о таких церемониальных формах народного творчества, как славы и плачи. И сами князья в “Слове” изображаются в церемониальных положениях: “вступают в златое стремя” (отправляются в поход), поднимают или, напротив, “повергают” стяг (что символизировало также выступление в поход или поражение в бою).

О пленении Игоря сообщается как о церемониальном действе: князь пересаживается из золотого княжеского седла в седло раба (“кощеево”).

Принципами стиля монументального историзма определяется и такая характерная черта “Слова”, как авторские отступления, исторические экскурсы, в которых обычно наиболее рельефно выделяется основная идея “Слова” – осуждение княжеских усобиц, размышление о горестях Русской земли, подвергающейся половецким набегам. Именно поэтому автор прерывает рассказ о битве Игоря с половцами в самый кульминационный момент и обращается к воспоминаниям о столь же бурных и трагических для Руси временах Олега Гориславича; между рассказом о падении “стягов Игоревых” и описанием пленения Игоря помещено обширное рассуждение автора о последствиях поражения: “Уже бо, братие, невеселая година въстала…” О бедствиях Русской земли, подвергшейся новому нашествию половцев, и даже о печали, охватившей по этому поводу страны – немцев и венецианцев, греков (византийцев) и чехов, говорится ранее, чем о сне Святослава, который, судя по символике, он увидел в ту роковую ночь, когда Игорь потерпел поражение.

Словом, авторские отступления смещают (и смещают умышленно и нарочито) действительный ход событий, ибо цель автора не столько рассказ о них, хорошо известных современникам, сколько выражение своего отношения к ним и размышления над случившимся. Поняв эти особенности сюжетного построения “Слова”, мы видим, что не имеют смысла рассуждения о том, в какой момент н где именно застало Игоря и Всеволода солнечное затмение и насколько точно фиксирует этот момент “Слово”, о том, собирали ли половцы дань по “бълъ отъ двора”, или насколько целесообразно было звать на помощь Игорю князя Всеволода Большое Гнездо, и без того стремившегося вмешаться в южнорусские дела. “Слово” не документально, оно эпично, оно не столько повествует о событиях, сколько размышляет о них.