Онтология пространства в очерках А. П. Чехова “Из Сибири” (окончание)

Заключительный очерк цикла представляет собой своеобразную авторскую “реконструкцию” сибирского пространства, которое воспринимается уже в своей целостности. Так, природу от Урала до Енисея автор находит “скучной”. Енисей, которому “тесно в своих берегах”, сравнивается с Волгой. Возникают мысли о “полной, умной и смелой жизни, которая осветит со временем эти берега”.

Через описание тайги пространственные рамки очерка расширяются до бесконечности. “Сила и очарование тайги… в том, что разве одни только перелетные

птицы знают, где она кончается” (С., 14-15, 36). “Созерцание действительности на почве художественного наблюдения ее пробуждает наш ум для восприятия человечески бесконечного” . Тайга предстает апогеем неосвоенности пространства и несет в себе огромный потенциал будущего страны.

Пространственная форма, таким образом, начинается с “линеарного направленного пространства, характеризующегося релевантностью признака длины и нерелевантностью признака ширины” . На протяжении повествования она расширяется, охватывая сибирские просторы, поля, реки вплоть до горизонта, наполняется цветом и запахом,

приобретает историческую соотнесенность, фокусируется на частностях (изба, семья, душа человека, судьба интеллигента), чтобы подняться до широкого обобщения (сибирский тракт, Сибирь и Европа) и получить свое завершение в бесконечности тайги.

Пространственная разграниченность “текста культуры”, по Ю. М. Лотману, может иметь два типа выражения. Согласно первому типу, “разграничение на этот “…” и тот “…” миры проходит таким образом, что между двумя частями не возникает однозначного соответствия”. “Этому” и “тому” мирам приписывается разная мерность. Второй тип моделирует “одинаковую мерность” членов оппозиции. “Мир за чертой враждебен (или просто “чужой”), но ничем в принципе не отличается от “моего”. . Разграниченность “культурных миров” в чеховском тексте получает выражение второго типа.

В оппозиции “свой, знакомый” и “чужой, незнакомый” мир первый член является сильным, он маркирован признаком упорядоченности, обладает структурой. Слабый член – “чужой” мир сибирского пространства организуется в сознании путешественника, не только приобретая свою структуру, но и оказывая влияние на восприятие героем – повествователем “своего” мира (“мне вспоминается жизнь вялая, серая, бесполезная”). Происходит нейтрализация оппозиции, которая органично входит в единый образ – представление о стране, где Сибирь является полноправным регионом.

Еще Аристотель заметил, что “чем-то великим и трудноуловимым кажется топос – т. е. место-пространство” . В очерковом цикле Чехова пространственная форма увеличивается и усложняется до степени гармонического слияния с миром. Помимо этого нам хотелось бы выделить здесь два онтологических принципа: “близость” пространства (Хайдеггер) и “пограничный характер” человеческого существования (Г. Зиммель).

В философии Мартина Хайдеггера есть мысль о том, что “все временные и пространственные дали сжимаются… Человек преодолевает длиннейшие дистанции за кратчайшее время. Он оставляет позади величайшие расстояния и ставит все тем самым на минимальном отстоянии от себя” . Пространство становится “нашим”, онтологически освоенным, когда мы “продумаем” и “прочувствуем” его.

Только силой творческого и рационального усилия личности может быть достигнута “близость” пространства. “В просторе и дает о себе знать, и вместе таится событие. Эту черту пространства слишком часто просматривают” . Когда Чехов сопоставляет историческую фигуру Ермака и бурный, “сердитый” Иртыш, он тем самым “реанимирует” событие, восстанавливает и творчески переживает его. Именно тяжелое путешествие писателя, разбитые дороги, разбушевавшиеся стихии и томительное чувство ожидания – все это дало возможность постичь “близость” сибирского пространства, которое приобрело свои качественные характеристики, а не “спеклось в недалекое единообразие” .

Эта “близость” сибирского простора достигается во многом благодаря “пограничному” характеру освоения Чеховым мира. Внешняя граница Сибирь – Россия есть выражение глубинной экзистенциональной пограничности. “Положение человека в мире определяется тем, что во всех измерениях своего бытия и поведения он в каждый момент находится между двумя границами… Ценность и содержание жизни и каждого его часа ощущается нами лежащим между тем, что выше и что ниже; каждая мысль находится между мудрой и более глупой, всякое владение между более обширным и более ограниченным…

Те ограничивающие нас ряды и их части, которым мы сами указываем границы, образуют своего рода систему координат, с помощью которой устанавливается место каждого отрезка и любого содержания нашей жизни” . Пространственная граница между Сибирью и Европой, контраст климатических и природных условий, обычаев и языка суть объективное выражение разницы между Россией и Сибирью. Философская мысль Чехова направлена на личное осознание этой разницы и границы. Центральная журнальная периодика второй половины XIX века дает примеры самого разного восприятия Сибири – от “принятия” ее самобытности и понимания ее проблем, до “непринятия” как отсталого, Богом забытого края.

Каждый сам для себя устанавливает границы и по-своему их преодолевает. В этом суть личной творческой активности в освоении мира. “Наша конкретная непосредственная жизнь лежит между верхней и нижней границами какой-то области, но осознание их делает жизнь абстрактной и проницательной, способной сдвинуть границу и преодолеть ее, устанавливая самое ее наличие” . Преодолевая границу, человек там самым устанавливает новую, оставаясь “пограничным существом, не имеющим границ” . Путешествие Чехова – это позитивное преодоление внутренней границы между Россией и Сибирью, которая была задана общественной жизнью и творческой направленностью личности писателя, это “выход духовной жизни за собственные пределы” .

Личность Чехова – феномен синтеза науки и искусства. По мысли М. М. Бахтина, только в личности три области культуры – наука, искусство и жизнь – обретают свое единство. Скрепляются же эти элементы благодаря “единству ответственности” человека.

Основными чертами русской интеллигенции XIX века Н. А. Бердяев называл “раскол, отщепенство, скитальчество, невозможность примирения с настоящим, устремленность к грядущему, к лучшей, более справедливой жизни”, а “русской темой” – “не творчество современной культуры, а творчество лучшей жизни” . Именно “ответственность” перед жизнью направляет рациональную и творческую энергию писателя к кропотливому освоению действительности, к постижению “близости” пространства, результатом чего становятся мысль и тоска о лучшей жизни (“я стоял и думал: какая полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега!”).

Очерки “Из Сибири” – это удивительный баланс статики и движения. Открываются они спокойным ритмом описания дороги и идущих по ней переселенцев и каторжников. Затем динамика случая с почтовыми тройками сменяется картиной светлой горницы и семейной жизни вольного ямщика, встреча с “сердитым” Иртышом – разговором с мужиком о “правде жизни”, переправа через Томь – размышлением о судьбе интеллигентного человека в ссылке, наконец, преодоление Козульки – обобщением сибирских впечатлений и описанием тайги. В связи с этим вспоминаются такие слова Н. А. Бердяева: “Актуализм цивилизации требует от человека активности, но этим требованием он порабощает человека, превращая его в механизм.

Человек делается средством нечеловечески актуального процесса, технического и индустриального. Результат этого актуализма совсем не для человека, человек для этого результата. Духовная реакция против этого актуализма есть требование права на созерцание.

Созерцание есть передышка, обретение мгновения, в котором человек выходит из порабощенности временем… Но исключительная культура созерцания может быть пассивностью человека, отрицанием активной роли в мире, поэтому необходимо соединение созерцания и активности” . У Чехова культура как глубокий индивидуальный процесс “обработки материала актом духа” в своей гармонии созерцания и активности превалирует над “более объективированной” цивилизацией.

Постижением пространственной формы Чехов приходит к полноте и “близости” освоения сибирского пространства. Человек как “пограничное” существо узнает мир, постоянно создавая себе границы и преодолевая их. Характер и результат этого преодоления мотивирован ответственностью личности перед жизнью.

Залогом сохранения индивидуальной духовной культуры в динамичном процессе цивилизации служит баланс “созерцания и активности” личности. Философия Чехова – парадокс сдержанности и проникновения, участия и “раздражения” (Е. Толстая), разума и интуиции, и обратная сторона этого парадокса – гармония и целостность человеческого духа.

Шишпаренок Е. В. (Иркутск)


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Онтология пространства в очерках А. П. Чехова “Из Сибири” (окончание)