Одическая традиция в поэме “Владимир Ильич Ленин”

Курсовая работа по литературе

Как мы обещали в № 16 , публикуем курсовую работу ученика 9-го гуманитарного класса московской школы № 57 Владимира БАРТЕНЕВА (учитель литературы – Надежда Ароновна ШАПИРО). Она написана в 1997 году. Ныне Владимир – аспирант исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

В поэме В. В. Маяковского “Владимир Ильич Ленин” мы обнаруживаем прямое обращение к XVIII веку и к торжественной оде. Сам факт, что человека XX века восхваляют по старым традициям, восходящим к давно ушедшей эпохе абсолютизма, интересен,

если не удивителен.

Ода – наиболее развитый жанр классицизма, который от этого, однако, не перестает быть менее традиционным: ограничения распространяются как на то, о чем должен писать поэт, так и на то, какие литературные приемы он будет при этом использовать. Ломоносова можно считать родоначальником торжественной оды в России и одновременно с этим лучшим одописцем. Г. Р. Державин вошел в историю литературы как “разрушитель оды”, сделал новый виток в развитии этого жанра, и его произведения могут послужить примерами нового понимания традиции восхваления.

Говоря об одической традиции

в поэме Маяковского, мне кажется, следует сравнить поэму “Владимир Ильич Ленин” с какой-нибудь наиболее известной торжественной одой Ломоносова, например с “Одой на день восшествия на престол ее величества государыни императрицы Елисаветы Петровны 1747 года”, в которой можно обнаружить все правила этого жанра, установленные еще в XVII веке во Франции, и с характерной державинской одой, какой, несомненно, является “Фелица”.

Формальным признаком оды является ее название. Время, отличавшееся этикетностью, а следовательно, длинными, витиеватыми речами и приветствиями, наложило на него (название) свой отпечаток. В названии “Ода на день восшествия на всероссийский престол ее величества государыни императрицы Елисаветы Петровны 1747 года” отразились два обязательных признака оды: первый – это произведение должно быть написано на какой-нибудь торжественный случай, будь то или день рождения, или именины, или день восшествия на престол, или даже смерть; а второй – ода должна иметь высокого адресата, то есть прославлять очень знаменитого и великого человека. Маяковский творил в другое время, когда нужда в длинных и этикетных названиях давно уже исчезла, поэтому его поэма называется так просто и ясно.

Размышления автора о Ленине и его идее вызваны впечатлениями от внезапной смерти вождя коммунизма, и в таком случае название с легкостью реконструируется как “Ода на смерть Владимира Ильича Ленина 1924 года”.

В торжественной оде основное место должно занимать восхваление.

Прославить Ильича – цель, которую изначально поставил перед собой поэт. Идея написания большого произведения о вожде революции возникла у Маяковского еще в 1920 году, но толчком к осуществлению этого проекта послужила именно кончина Ленина, которая потрясла миллионы людей, видевших в Ленине осуществление своих мечтаний.

Маяковский в самом начале своей поэмы патетически заявляет читателю о том, что в этом произведении он не будет изображать Ленина как бога, а, наоборот, попытается представить его читателям как простого человека. Утверждение:

Если б
был он
царствен и божествен,
я б
от ярости
себя не поберег,
я бы
стал бы
в перекоре шествий,
поклонениям
и толпам поперек, –

Произносится с негодованием, с такой интонацией, что читатель верит автору. В “Фелице” Державин старался представить императрицу со стороны бытовой, житейской, подчеркнуть ее простоту – именно это считалось тогда новым, доселе не использовалось в торжественной оде, и именно этим “разрушитель оды” понравится Екатерине, уже свыкшейся с похожими друг на друга восхвалениями ее как идеала. Однако и из первой строчки “Фелицы” – “Богоподобная царица Киргиз-Кайсацкия орды”, и из самого восхваления понятно, что простота императрицы здесь не главное, такие привычки Фелицы, как “почасту ходить пешком”, есть “пищу самую простую”, сочетаются с добродетелями высшего существа.

Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачествы сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного;
Проступки нисхожденьем правишь,
Как волк овец, людей не давишь,
Ты знаешь прямо цену их.

Так и у Маяковского, в противоречие сказанному им ранее, ленинская простота “заливается приторным елеем”, образ героя идеализируется. Так же идеализировался он у Ломоносова: о недостатках не упоминается вовсе, а достоинства нарочито подчеркиваются и преувеличиваются (для примера достаточно вспомнить хотя бы строчки из “Оды 1747 года”:

Богатство в оных потаенно,
Наукой будет откровенно,
Что щедростью твоей цветет, –

Где под великой щедростью подразумевается небольшая сумма денег, выданная императрицей Академии наук).

Я не думаю, что Маяковский, когда писал свою поэму, не знал о том, какими способами Ленин добился победы революции, сколько крови пролилось в эти годы, сколько людских жизней унесла эта борьба. Да, все это можно объяснить тем, что боролись (и Ленин был вдохновителем этой борьбы) за правое дело, но в таком случае нельзя с пафосом говорить о том, что Ленин – “самый человечный человек”. Автор, однако, вообще старается не говорить об этом, а акцентирует внимание читателя на том, как прекрасны и правильны ленинская идея и он сам, не могущий переносить угнетение народа и не просто призывающий к борьбе на словах, но собственноручно в ней участвовавший, ее подготовивший, бывший “великим практиком”.

Маяковский все больше и больше отождествляет Ленина с высшим, божественным существом. Слова:

Мы родим,
пошлем,
придет когда-нибудь
человек,
борец,
каратель,
мститель! –

Заставляют вспомнить далекое прошлое, то время, когда люди напряженно ожидали прихода мессии. Очевидная параллель Ленина и Бога довершается еще и тем, что Ленин и теперь, когда скончался, “живее всех живых” – мотив бессмертия вождя, указывающий на его божественную сущность. “Человечность”, “не божественность” Ленина для Маяковского заключается лишь в том, что

Знал он
слабости,
знакомые у нас,
как и мы,
перемогал болезни.
Скажем,
мне бильярд –
отращиваю глаз,
шахматы ему –
они вождям
полезней, –

А какие слабости – неизвестно, но кроме того, доля человечности в грандиозном образе Ленина столь же мала, как и в Фелице Державина. Автор заявляет, что “он, как вы и я, совсем такой же”. Но как же “такой же”, если все время Маяковским подчеркивается ничтожность любого человека, в том числе и поэта, перед Ним.

Кто
сейчас
оплакал бы
мою смертишку
в трауре
вот этой
безграничной смерти…

Или:

Сейчас
прозвучали б
слова чудотворца,
чтоб нам умереть,
и его разбудят, –
плотина улиц
враспашку растворится,
и с песней
на смерть
ринутся люди.

Здесь осознание незначимости жизни и смерти простого человека подчеркивает еще раз величие и огромное значение Ленина.

Напрямую с идеями абсолютизма – формы правления, которая, безусловно, и определила появление такого жанра, как торжественная ода, связана следующая ее черта: личность поэта не важна (в оде только при Державине появится местоимение “я”), а важна восхваляемая персона, и этим подчеркивается различие природы простого человека и императора. У Маяковского эта традиция выразилась несколько иначе: вроде бы в поэме явственно слышится голос автора – он размышляет, чувствует, но если вглядеться, “я” здесь совершенно не означает личности Маяковского, “я” – это человек из народа, любой человек, человек вообще. Интересно, что сам Маяковский формулирует свою позицию так:

Я бы
жизнь свою,
глупея от восторга,
за одно б
его дыханье
отдал!
Да я не один!
Да что я
лучше, что ли?!

Это очень странно, что Маяковский в XX веке от изображения исключительно своих чувств к Ильичу и к его делу приходит к осознанию себя в среде многих, он среди общего горя, среди всеобщей любви к Ленину. Именно эта черта торжественной оды позволяет сосредоточить внимание не на понимании и расшифровке авторской точки зрения, а на самом восхвалении и объекте восхваления.

В оде очень часто человек прославляется не только через личные свои качества, но и через какое-нибудь абстрактное понятие, как это было у Ломоносова: образ императрицы сливается с тишиной (миром). Читатель не может понять, где говорится о человеке, а где – о понятии. У Маяковского Ленин и партия так близки, что образовали одно целое, неразрывный союз.

Партия и Ленин –
близнецы-братья –
кто более
матери-истории ценен?
Мы говорим – Ленин,
подразумеваем –
партия,
Мы говорим –
партия,
подразумеваем – Ленин.

Отождествление и сближение таких несовместимых и несравнимых вещей, как императрица и тишина, становится понятным и легко объяснимым в свете другого поэтического приема, часто применяемого в оде, – “одического реализма”: за каждым абстрактным понятием или образом стоит реальный исполнитель (как в живой картине). Тишина – это такая дама, за которой “дерзают в море корабли”, она “сыплет щедрою рукою свое богатство по земли”. У Маяковского этот поэтический прием лучше всего проявился в изображении капитализма.

Вот самый яркий пример такого олицетворения.

Капитализм
в молодые года
был ничего,
деловой парнишка:
первый работал –
не боялся тогда,
что у него
от работ
засалится манишка.

Стоит упомянуть еще одну очень интересную перекличку. Императрица у Ломоносова прославляется через необъятную, несметно богатую страну, управление и владение которой принадлежит только ей, Ленин же – через пролетариат, через рабочий класс, который он вдохновляет на борьбу.

В оде было принято часто упоминать руку (десницу) восхваляемого человека. Ломоносов, как уже было сказано, от традиции не отступал: в его оде это рука императрицы, несущая и дарящая всем щедрость; у Маяковского есть “ведущая ленинская рука”, вдохновляющая на борьбу и вселяющая уверенность в победе.

Очень часто в оде человек воспевается через своих предков – так называемое генеалогическое прославление: он достоин восхваления уже потому, что его предки были великими людьми. Так, например, Петра III, который был никудышным политиком, плохим полководцем и вообще никакими особенными достоинствами не обладал, восхвалили за то, что он носит имя величайшего Петра I. В “Оде 1747 года” этот мотив прославления у Ломоносова едва ли не ведущий: поэт с восхищением вспоминает Петра – “человека, каков не слыхан был от века”, “кроткую Екатерину, отраду по Петре едину”, и потом императрицу называет “Петровой дщерью”, тем самым указывая на ее родство с этим великим человеком. У Маяковского, как ни странно, этот прием также нашел отражение в его поэме: здесь возникают две реальные исторические фигуры, два “старших ленинских брата” – Карл Маркс и Александр Ульянов. Первый – брат Ленину по идее коммунизма, Александр – кровный брат.

Оба они восхваляются Маяковским.

Маркс раскрыл истории законы,
Пролетариат поставил у руля.
Книги Маркса не набора гранки,
Не сухие цифр столбцы –
Маркс рабочего поставил на ноги
И повел колоннами стройнее цифр.

Александр воспет за то, что боролся с ненавистным, с точки зрения Маяковского, империализмом и был одним из руководителей цареубийства. Ленин, продолжающий начатое ими дело, становится еще более великим.

Произведение Маяковского задумывалось неизмеримо более сложным, чем ода Ломоносова: здесь чувства автора, вернее, человека из толпы, постоянно перемешиваются с историческими экскурсами, а также собственно восхвалением, и разбить поэму на три традиционные части: обращение к восхваляемой персоне, затем собственно ее восхваление, а в конце стихотворения либо просьба, например, наградить поэта, либо, что чаще использовалось, молитва Богу, чтобы он ниспослал ей здоровья и благополучия, – было бы невозможно. Но, несмотря на сложность композиции, все равно многое в поэме традиционно, понятно, узнаваемо.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Одическая традиция в поэме “Владимир Ильич Ленин”