Обыкновенное изображение обыкновенной жизни в рассказах Чехова

Восьмидесятые годы XIX века эпоха “безвременья” в России, застоя в общественной жизни, политической реакции. В такой сложной ситуации А. П. Чехов стремился средствами художественного слова сказать своим современникам: в любых условиях человек должен оставаться человеком. Писатель был убежден, что величие души или, наоборот, ее уничижение не зависит ни от каких обстоятельств.

Человек определяет сам, каким ему стать: зависимым или независимым, обывателем или гражданином. Центральная тема творчества А. П. Чехова в эти годы тема примирения

человека со средой, с пошлым окружением. Испытание бытом проходят главные герои в рассказах “Учитель словесности” и “Ионыч”.

Молодой врач и молодой учитель попадают в мир скучных, серых людей. Дмитрий Ионыч и Сергей Васильевич влюблены, неопытны, поэтому видят все окружающее в идеальном свете.

От героев сначала были скрыты примитивные запросы “лучших” семей, дома которых они посещали. Туркины в городе считались самыми талантливыми и образованными, а Варя Шелестова, занявшая место покойной матери, “считалась самою умной и образованной”. Чехов не случайно, описывая жизнь и быт

семей, использует слово “считались”.

Шелестовы и Туркины только производили впечатление умных, интересных, приятных людей, а на самом деле не соответствовали высоким оценкам. Незаметно, через точные детали Чехов разоблачает мир обывательщины, в паутине которого запутались герои с неплохими задатками.

Так, в рассказе “Ионыч” Иван Петрович Туркин постоянно употребляет одно из своих любимых словечек “недурственно”, а Шелестов все мысли, все свои высказывания непременно завершает словом “хамство”. Эта деталь раскрывает узость мышления, отсутствие ума у “лучших” людей. В доме Шелестовых голоса хозяев и гостей, их пустые разговоры и развлечения постоянно сопровождаются собачьим лаем.

Варя любила начинать спорить, но сама не умела этого делать, так как ей действительно не хватало ума. Она только самодовольно произносит бесспорные, с ее точки зрения, истины или объявляет приговоры высказываниям гостей: “Это старо!” или “Это плоско!” Если же какой-нибудь офицер пытался пошутить, то она делала презрительную гримасу и говорила “Арррмейская острота!” И тут же автор дает внешне безобидное, но по сути уничтожающее сравнение: “И это “ррр”… выходило у нее так внушительно, что Мушка непременно отвечала ей из-под стула: “ррр”…”

В раскатах самоуверенного голоса Вари слышится что-то родственное лаю злой и избалованной собаки Мушки. Чехов искусно обнажает и фальшивые таланты Туркиных. Мать сочиняет бездарные романы, дочь неумело играет на рояле, отец упражняется в пошлых остротах. Гости, в том числе и Старцев, терпеливо слушают, как их развлекают хозяева.

Так, на званом вечере хозяйка читала свой роман… Все гости сидели с серьезными лицами. Автор же фиксирует внимание на следующем моменте: “окна были отворены настежь, слышно было, как на кухне стучали ножами, и доносился запах жареного лука”.

Все только притворяются, что поглощены искусством, а сами ждут обильного ужина. Обыватели получают наслаждение не от приобщения к призрачным талантам семьи, а от еды: “Сытые и довольные расходятся по домам”. К сожалению, для Старцева все происходящее в доме Туркиных кажется “весельем”, “сердечной простотой”, “культурой”.

Старцеву не нравилась игра на рояле Екатерины Ивановны.

Но он убедил себя, что эти надменные, но все-таки культурные звуки лучше, чем стоны больных, от которых он устал. “Поддаваясь общему увлечению”, Старцев тоже похвалил Котика за бездарное музыкальное исполнение. Никитин тоже снисходительно и терпимо относится к выходкам нудной Вари, к изобилию собак и кошек, к постоянному веселью в доме, к глупым играм. Оба героя смягчают некоторые тягостные впечатления от общения с семьями любимых девушек, по молодости легко их переносят.

Но с этого начинается их духовная деградация. Молодого учителя и молодого врача не насторожили мещанские прозвища, которыми называли девушек: Екатерину Ивановну Котиком, а Машу Шелестову Манюсей. Постепенно таких уступок обывательскому миру герои делают все больше и больше. Котик назначила Дмитрию Ионычу неподходящее место для свидания кладбище, а он эту явную пошлость оправдал: “У всякого свои странности”

В середине 90-х годов Чехов одним из первых в литературе почувствовал близость долгожданного будущего. “Пришло время, надвигается на всех нас громада, готовится здоровая сильная буря, которая идет, уже близка…” торжественно звучит в экспозиции “Трех сестер”. Символ весьма прозрачный. В “Трех сестрах” представлены два взгляда на будущее.

При всей беглости и незавершенности теоретического диспута Вершинина и Тузенбаза, разговор идет по существу этой сложнейшей социально-философской проблемы: обсуждается общий смысл идеального жизнеустройства, методы и сроки его осуществления. Несмотря на то, что размышления о перспективах будущего ведут и сами сестры: Маша, Ольга и Ирина, которые являются не только “заглавными”, но и главными героинями пьесы, все же они играют скорее роль образов символов людей, прогрессивно думающих, но реально не имеющих четкой программы дальнейших действий согласно весьма утопичным идеям.

Главный “спор идей” все-таки отводится автором не центральным персонажам, а тем, кто их окружает в реальной жизни. Должно сказать, что для пьес Чехова нехарактерно деление героев на положительных и отрицательных, и даже на безусловно главных и второстепенных. У каждого из них своя жизненная драма (трагикомедия), свои проблемы (причем по типу эти проблемы чем-то схожи), свой “сюжет в сюжете”: у Вершинина это его семья, у Тузенбаха его любовь к Ирине и бескомпромиссное стремление к труду, Кулыгин бредит гимназией, доктор Чебутыкин пытается найти смысл человеческого существования, Соленый, возомнив себя Лермонтовым, помешан на дуэлях.

Каждый из них имеет свое легкое сумасшествие, навязчивую идею, но они искатели, пытаются найти, обнаружить ответ на мучающий всех их вопрос: “Который час?” Звучит парадоксально, но вопрос крайне символичен. Им важно знать, какое сейчас – время, успеют ли они что-нибудь сделать для будущего, или времени уже нет (здесь крайне важен вопрос о возрасте героев. Вспомним: на вопрос сколько вам лет? доктор Чебутыкин отвечает: тридцать два.

Этот самообман доктора превращается в целую трагедию: “Кое-что я знал лет двадцать пять назад, а теперь ничего не помню. Ничего. Может быть, я и не человек, а только вот делаю вид, что у меня и руки, и ноги, и голова; может быть, я и не существую вовсе”).

Этот мотив разочарованности, нереализованности жизни, обнаженный столь остро не центральным персонажем, станет ключом к пониманию трагичности персонажей центральных. Однако все вышеперечисленные образы составляют один концентр героев. Героев, которые обладают глубокой философско-смысловой нагрузкой.

Они несут идеи русской интеллигенции того времени. В принципе, для них несущественны личные выгоды, они целиком и полностью отдаются той идее, которая, по сути, составляет их смысл жизни. Но существует и иной концентр.

Это люди, отдавшиеся рутине жизни. Четко отделившие свои жизненные позиции и следующие им по раз и навсегда установленному плану. Этот концентр составляют Наталья и Андрей Прозоровы. Хотя Андрей представляет собой образ скорее промежуточный, нечеткий, до конца не определившийся.

Собственно говоря, в рутину жизни его повергает Наталья, жена Прозорова. Сам Андрей никак не может определиться в жизни, семейная жизнь убила в нем все надежды на осуществление давнишних своих стремлений преподавать в Московском университете.

На место потерянной мечты приходит апатия, равнодушие. Предвосхищением по этому поводу была высказанная еще в первом действии Вершининым мысль: “… ну, а если бы начинать жизнь сначала, то я не женился бы…” Образ Натальи нельзя назвать совершенно отрицательным. Ее присутствие, как и всех остальных, весьма символично.

Она является пережитком старого века. Однако Наталья более жизненный образ, нежели все остальные, которые подчас кажутся нереальными из-за своей идеальности. В чем же символичность образа Натальи?

Вспомним, в третьем действии, когда происходит пожар в городе (кстати, тоже весьма символичный), Маша при виде Натальи со свечой говорит: “Она ходит так, как будто она подожгла”.

А еще ранее, во, втором действии, Наталья жалуется мужу на то, что кто-то оставил без присмотра свечу, что молю бы послужить пожаром. Наталья символ изжившего себя грубого и чванливого дворянства (вспомним, как она обращается с Анфисой), она является одновременно сдерживателем огня и поджигателем (в символическом плане) в этом ее вековая и роковая роль. Она любит своих детей, которые станут продолжателями ее рода.

Но дети больны (это также символично), им никогда не занять прежних позиций дворянства в грядущей новой жизни.

Не займут своего места в жизни будущего, столь желанного и неопределенного, и люди мысли, прогрессивно думающие, но с позиции жизни весьма слабые и неуравновешенные. Готовится здоровая, сильная буря, и никто не знает, что она принесет.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Обыкновенное изображение обыкновенной жизни в рассказах Чехова