Общий характер эпизодов в былине “Еруслан Лазаревич”

Пересказ в духе волшебно-рыцарских романов совсем опускает эпизод с богатырской головой. Возможно некоторое влияние поэмы Пушкина лишь на следующий эпизод: Еруслан со своей возлюбленной Альбиной останавливается в роще и засыпает; злой колдун Длиннобрад уносит Альбину к себе в замок; Еруслан едет к нему на гору. Длиннобрад из облака бросается на Еруслана. “Выхватил свой меч-кладенец богатырь, ухватился за бороду Длипнобрада. Полетел наверх колдун, летит с ним Еруслан, крепко за бороду держится.

Не долго они летели, стал уставать Длиннобрад,

стал на землю спускаться, и взмолился тогда злой колдун: “- Пощади ты меня, удача добрый молодец. Я отдам тебе красну девицу”. Не согласился Еруслан, взмахнул мечом, отрубил ему голову; и покатилась поганая голова по горе каменной, а Еруслан вошел во дворец, пошел и ахнул. В первой горнице на полу, видит он, лежит Альбина-душа, лощит мертвая – бездыханная”

Правда, пересказ этот настолько схематичен и так далек от поэмы Пушкина, что никакой текстологической зависимости установить нельзя. На то, что именно поэма Пушкина (а не какой-либо другой лубочный волшебно-рыцарский роман с подобным ни плодом)

могла быть источником этой обработки, косвенно наличие в ней пересказа “Сказки о царе Салтане”.

Тиражи и количество изданий различных анонимных редакций позволяют судить о популярности их. Наименьшей популярностью пользовалась шестая редакция, самой распространенной была пятая. Причину этого нужно видеть в том, что именно эта редакция меньше всего изменяла сюжетную линию Еруслана и не выходила за рамки традиций.

Вольное обращение с сюжетом в шестой редакции ломало традицию, выходило за установленные границы и не прививалось в читающей лубок среде.

Поразительно то безразличие, с которым издатель подходит к рисунку. Ему ничего не стоит в сказку о Еруслане вставить нисколько иллюстраций из Бовы и наоборот. Так, в лубочных книжек о Еруслане встречаются картинки из сказки о Бове: бой е Полкапом, бой у виселицы, бой с метлой.

Лубочная сказка о Еруслане Лазаревиче составляла излюбленное чтение не только низших слоев читательской публики. Многие крупные художники в детстве увлекались этой сказкой. Вот что пишет В. Г. Белинский в статье “О жизни и сочинениях Кольцова”: “Получаемые от отца деньги на игрушки он употреблял на покупку сказок, и Бова-королевич и Еруслан Лазаревич составляли его любимейшее чтение. На Руси не одна одаренная богатою фантазией натура, подобно Кольцову, начала с этих сказок свое литературное образование”.

В этом плане вызывает интерес и свидетельство И. Павлова: “Любимыми книгами моими были о Еруслане Лазаревиче, Английском милорде и всяких богатырях, которые, как я читал на обложке, “одним махом семьсот побивахом”.

Популярность Еруслана закономерна, она подготовлена популярностью его в рукописной традиции и в устном творчестве. Лубочная сказка о Еруслане – продолжение двухвековой традиции, и роль этой традиции, несомненно, велика. Лубок сам по себе традиционен как в силу экономических причин (повторность изданий с одних досок, перепечатка даже без указания перемены издания, нежелание издателей менять вкусы покупателей и т. д.), так и в силу характера лубочного производства (отсутствие авторского права, низкая культура как издателей, так и писателей, сказка как основной вид лубка и т. д.).

Эта традиция многое объясняет и в постоянстве текста Еруслана, и в той известности сюжета и центральных образов, которая вырабатывается и исковом бытовании.

В условиях царской России даже самоотверженная просветительская деятельность лучших представителей русской культуры и литературы не смогла изменить веками сложившейся системы образования трудового народа, его вкусов и интересов. Только с приходом к власти трудящихся, только в результате продуманной и поистине самозабвенной деятельности большевиков произошла культурная революция, русский народ стал самым читающим народом в мире, а лубочная литература сделалась навсегда достоянием прошлого.