Образно-смысловая структура “Демона” Лермонтова
Поэма “Демон” – произведение всей творческой жизни Лермонтова. Она имеет 8 редакций. Первая изних начата в 1829 г., последняя завершена в начале 1839 г. В основу сюжета поэмы положен библейский миф о падшем ангеле, восставшем против Бога, изгнанном за это из рая и превратившемся в духа зла.
В художественной разработке образа “духа отрицанья и сомненья” Лермонтов имел немало предшественников. Это Сатана из поэмы Мильтона “Потерянный рай”, Мефистофель из гетевского “Фауста”, Люцифер из мистерии Байрона “Каин”, падший
Образно-смысловая структура “Демона” содержит в себе различные пласты и уровни. Их переплетение и взаимодействие обусловлено прежде всего смысловым богатством образа главного героя. Одним из отличий Демона от его литературных собратьев является многосторонность этого образа. Демон мятежен, непримирим,
Он знающ и мудр, как байроновский Люцифер. По мощи отрицания он превосходит гетевского Мефистофеля. Он еще более соблазнительно прекрасен и вместе с тем коварен, чем герой Виньи.
Но в нем есть к тому же неведомая этим героям неудовлетворенность – не только миром, но и самим собой. Вместе с отрицанием и навязанным ему злом в нем живет жажда идеала. Лермонтовский Демон воплощает в себе и мощь свободного разума, и другую созидательную и разрушительную силу – страсть.
Противоречивое единство этих начал, напряженная жизнь духа, неискоренимое стремление к восстановлению гармонии, связи с миром, природой, людьми – и невозможность его осуществления сообщают этому образу не только трагизм, но и необыкновенную динамичность.
Сложен и образ героини. Прежде всего образ Тамары воплощает в себе черты национального характера, отражая во многом драматизм положения и судьбы женщины в феодальной Грузии. В то же время он выступает как воплощение земной человеческой красоты в ее хрупкости и неповторимости.
Это и символ всепоглощающей любви, преступающей все запреты; отражение духовного роста личности, перехода от полудетской гармонии неведения к познанию мира в его противоречивости. Образ Тамары имеет свое конкретное нравственно-психологическое и социально-философское содержание, которое, как и в случае с Демоном, раскрывается в сюжетно-композиционной структуре поэмы.
Сюжетно-фабульный конфликт поэмы складывается из отношений Демона и Тамары. Однако в его развитие властно вмешивается третья сила в лице Бога. Как персонаж Бог не появляется в поэме ни разу. Но его присутствие сказывается в раздумьях героев, в действиях выполняющего его волю Ангела, наконец, в законах созданного им мира, определяющих в немалой мере судьбы главных персонажей.
Развивающийся на втором плане повествования “метаконфликт” между Демоном, Тамарой, с одной стороны, Богом и созданным им миропорядком – с другой, наполняет содержание поэмы глубоким философским “сверхсмыслом”.
Встреча с Тамарой для Демона не залог “возвращенного рая”, а новая ступень в его исканиях “с начала мира”. С этого момента мотив возрождения к “жизни новой” превращается в сюжетный лейтмотив, хотя какое-то время Демон и остается прежним духом зла. В борьбе со своим соперником, властителем Синодала, он прежний “лукавый Демон”, искушающий жениха Тамары “коварною мечтой”.
И после его гибели в Демоне идет упорная борьба между зарождающимся чувством любви и укоренившейся привычкой к злу. Но такова гуманистическая сила любви, неразрывно связанной не только с красотой, но и с добром, что Демон готов отказаться если не от зла вообще, то от “умысла жестокого” – обольщения хранимой Богом Тамары. Постепенно чувство, которому он пытался поначалу сопротивляться, не веря в его возможность, достигает апогея: “Тоску любви, ее волненье Постигнул Демон в первый раз”.
Он полон решимости начать жизнь иную: “И входит он, любить готовый, С душой, открытой для добра, И мыслит он, что жизни новой Пришла желанная пора”.
Именно в этот момент между Демоном и Тамарой становится Бог в лице Ангела – “хранителя грешницы прекрасной”. Устами Ангела Бог напоминает Демону о тяготеющем над ним проклятии: “К моей любви, к моей святыне Не пролагай преступный след”. Это один из существенных моментов сюжета, отчасти объясняющий вспыхнувшее в Демоне желание любой ценой удержать Тамару, не уступив ее Богу.
Поэт создает сложнейшую психологическую ситуацию, имеющую многообразный смысловой подтекст: в душе героя сосуществуют сразу несколько взаимоисключающих чувств и волевых импульсов.
В ответ на смиренно-надменную речь Ангела злой дух “коварно усмехнулся, Зарделся ревностию взгляд; И вновь в душе его проснулся Старинной ненависти яд”. В последующих словах монолога Демона – кипение и противоборство любви к Тамаре и “яда” жгучей, “старинной ненависти” к Богу; непреклонность и смятение; злоба и коварство; предчувствие катастрофы и отчаянно-дерзкое устремление к ней.
Тамара оказалась в эпицентре столкновения и взрыва этих “умыслов” и страстей. Увлекая и покоряя Тамару мощью и глубиной своих чувств, своих страданий, жаждой возрождения, Демон на какие-то мгновения оказывается и сам захваченным порывом к “жизни новой”. И когда Тамара обращается к злому духу с просьбой дать клятву – отречься от “злых стяжений”, отказаться от борьбы с Богом, Демон дает ее.
Знаменитое: “Хочу я с небом примириться, Хочу любить, хочу молиться, Хочу я веровать добру” – было одновременно и неподдельным движением смертельно уставшей души Демона, и средством покорения Тамары. Демон действительно готов в эти мгновения близости к томившему его идеалу оставить мир “в неведенье спокойном”. Но едва вступив в царство любви и гармонии, Демон разрушает его, умертвив Тамару первым же поцелуем.
Смысл этого смертельного поцелуя исключительно многозначен. Наиболее “первичным” здесь является его “прямой” сюжетно-психологический слой. Безмерная, испепеляющая страсть Демона оказалась гибельной для простой смертной. Но эта сцена имеет и другие смысловые грани. “Смертельный яд” поцелуя Демона настоян на ненависти и злобе, отравляющих даже такое животворное чувство, как любовь.
В любви Демону почудился выход из гнетущего одиночества и бесцельности существования, обретаемый ценою “невмешательства” в судьбы мира. Но возможно ли такое “отгороженное” от всего счастье? Венчают развязку поэмы стихи, не оставляющие сомнения в поражении Демона: “И проклял Демон побежденный Мечты безумные свои, И вновь остался он, надменный, Один, как прежде, во вселенной, Без упованья и любви!..”.
Нераскаявшийся Демон остается живым укором дисгармоничности и неустроенности мира, не только прежним “надменным”, но еще более ожесточенным и непримиримым противником неба.