Образ “тургеневской” девушки в русской литературе
Современники Тургенева уловили в его произведениях сочувственное отношение к Ж. Санд и некоторые из них не одобрили этого. Так, А. В. Дружинин писал Тургеневу 13 октября 1856 года: “Прочел вашего “Фауста”, он очень хорош… Окончание очень важно: не усидели вы на Жорж Санде!
Понатужьтесь и скакните еще”. “Фауст” появился после “Переписки” и “Рудина”. Именно эти произведения и имел в виду Дружинин, когда писал, что Тургенев прежде “сидел на Ж. Санде”. Отвечая Дружинину, этому “милейшему из консерваторов”,
Вот что он писал: “Вы говорите, что я не мог остановиться на Ж. Занд; разумеется, я не мог остановиться на ней – так же как, например, на Шиллере; но вот какая разница между нами: для Вас все это направление – заблуждение, которое следует искоренить; для меня оно – неполная Истина, которая всегда найдет (и должна найти) последователей в том возрасте человеческой жизни, когда полная Истина еще недоступна”.
Вспоминая в связи с кончиной Ж. Санд о встречах с ней, Тургенев писал: “Всякий тотчас чувствовал, что находился
В своих романах Тургенев, рисуя женские образы, преследует два начала в русской женщине. Это общечеловеческое начало (Лиза из “Дворянского гнезда”) и активное начало, присущее времени (Наталья из “Рудина” и Елена из “Накануне”). И. Тургенев довольно глубокое прослеживает два типа женского характера. Как уже упоминалось выше, еще Пушкин подчеркивал в женщине нравственные преимущества силы, цельные и чистые характеры, ставившие ее выше “лишних людей” дворянской интеллигенции.
Тургенев углубляет и развивает это противоречие, противопоставление. “Сколько ты ни стучись природе в дверь, не отзовется она понятным словом, потому что она немая… Живая душа – та отзовется, и по преимуществу женская душа”.
Приведенные здесь слова Шубина из первой главы “Накануне” оправдываются всеми тургеневскими романами. Именно Наталья “отзывается” на призыв Рудина; именно Лизу больше всего взволновала жизненная драма Лаврецкого, и она ответила на его любовь; именно Елена, оставив близких и родину, пошла вместе с Инсаровым на борьбу. Такие женские образы производили глубокое впечатление на западноевропейскую критику. “Если сущность любви, – писал Юлиан Шмидт”, – одинакова повсюду, тем не менее русская любовь в том виде, как описал ее Тургенев, имеет нечто своеобразное”.
Почти везде у Тургенева в любви инициатива принадлежит женщине; ее боль сильнее и кровь горячее, ее чувства искренне, преданнее, нежели у образованных молодых людей. Русская женщина всегда ищет героев, она повелительно требует подчинения силе страсти. Сама она чувствует себя готовой к жертве и требует ее от другого; когда ее иллюзия насчет героя исчезает, ей не остается ничего иного, как быть героиней, страдать, действовать. Романист наделяет своих героинь чертами пленительной женственности, сказывающейся не только в милой внешности, но и в душевной мягкости и грации.
Лизе “и стыдно было и неловко.
Давно ли она познакомилась с ним, с этим человеком, который и в церковь редко ходит, и так равнодушно переносит кончину жены, – и вот уже она сообщает ему свои тайны… Правда, он принимает в ней участие; она сама верит ему и чувствует к нему влеченье; но все-таки ей стыдно стало, точно чужой вошел в ее девическую чистую комнату” (“Дворянское гнездо”). Эти переживания характеризуют тонкость целомудренной натуры Лизы, ее деликатный и в то же время твердый характер. В той или иной степени черты эти свойственны всем героиням тургеневских романов.
Деликатность здесь не означает бесхарактерности. Отличительная особенность женских образов Тургенева в том именно и состоит, что при своей внешней мягкости они сохраняют полную непримиримость в отношении воспитавшей их консервативной среды. Наталье Лагунской внутренне чужда ее мать, ее светский салон, окружающие ее “довольно темные и мелкие существа”.
Лизе Калитиной также чужда светлая пустота матери. С наибольшей силой эта мысль подчеркнута Тургеневым в “Накануне”. “Удивительное существо… странное существо, – говорит об Елене Шубин. – А дочь Николая Артемьевича Стахова! Вот после этого и рассуждай о крови, о породе.
И ведь забавно то, что она точно его дочь, похожа на него и на мать похожа, на Анну Васильевну. Я Анну Васильевну, уважаю от всего сердца, она же моя благодетельница; но ведь она курица. Откуда же взялась эта душа у Елены? Кто зажег этот огонь?” (“Накануне”).
Те же вопросы приходится ставить и к образам Натальи, Лизы: первая – дочь “светской старушонки”, вторая – дочь провинциального дельца. Во всех них “огонь” горит вопреки их родным, их семьям, только и думающим о том, как бы этот огонь затушить. Все они независимы и живут “собственной своею жизнию”.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...