Образ Лаврецкого как идейного противника Паншина
В романе выведен тип новейшего реформатора-чиновника, который предлагает изменить русскую общественную жизнь путем государственного вмешательства, путем внедрения “хороших учреждений”, также заимствованных на Западе. В образе Паншина выражено сатирическое отрицание этого типа, а тем самым и отрицание всех мероприятий реакционной власти по подготовке к реформам “сверху”.
Лаврецкий – идейный противник Паншина. Он представляет собой “земские” либерально-реформистские тенденции в русском дворянстве предреформенного
Он враг “надменных переделок, не оправданных ни знанием родной земли, ни действительной верой в идеал”. Он сторонник “признания народной правды и смирения перед нею”.
“Родная земля”, “народная правда”, “вера в идеал” – все это у Тургенева высокие слова, выражающие романтическое утверждение либерально-просветительских идеалов. Это вполне искренняя попытка провозгласить единение земско-либерального
Тургенев хорошо сознает при этом как мрачную и косную силу первой из них, так и великую интеллектуальную силу второй. И он силится найти и показать в противовес им нравственную высоту своего идеала. Но эта высота, естественно, не может быть обоснована никакими реальными достижениями в деятельности передовых дворянских кругов.
Неподкупное служение науке со стороны людей, подобных Грановскому, или искусству со стороны людей, подобных самому Тургеневу,- все это очень благородные свойства, но все это слишком слабый аргумент перед лицом таких огромных задач, как переустройство всех основ национальной жизни.
И Тургенев обращается к идее “смирения перед народной правдой”, к идее самоотречения и принесения в “жертву” самого себя и целого “поколения”, к идее скромного, незаметного труда на самом “дне” национальной жизни. Ему кажется, что. этот пафос жертвенности может придать его идеалам высокое общенациональное значение.
“И всегда, во всякое время тиха и неспешна здесь жизнь, размышляет Лаврецкий, вернувшись в усадьбу, – кто входит в ее круг, – покоряйся: здесь незачем волноваться, нечего мутить: здесь только тому и удача, кто прокладывает свою тропинку не торопясь, как пахарь борозду плугом”. Эта скромная, тихая, трудовая жизнь рядом с народом и в каком-то смысле вместе с ним противопоставлена в романе и суете парижских удовольствий жены Лаврецкого, и суете бюрократической деятельности Паншина, а за пределами романа – суете интеллектуальных споров в редакциях петербургских журналов. Ва всем этом Тургенев отчасти перекликался со славянофилами, вовсе, однако, не совпадая с ними в содержании своих прогрессивных, просветительских идеалов.
Отказ от крайностей интеллектуальной жизни, высокая оценка эмоциональной стихии в человеке являются характерной чертой нравственно-романтического идеала Тургенева. В отличие от умствования героев, вышедших из кружков (щигровского Гамлета, Рудина), и подобно героям “Фауста” и “Аси”, Лаврецкий не “умствует”, но тихо размышляет и созерцает жизнь.
Но Тургенев хочет подчеркнуть и общественную актуальность своего идеала, указать на его практическую злободневность. Не имея возможности поручить эту задачу Лаврецкому с его внутренней созерцательностью, он вводит для этого особое эпизодическое лицо – Михалевича. Внешне Михалевич несколько напоминает Рудина – своей склонностью к спорам и красивой фразе, своим потрепанным видом неудачника. Но по существу это лишь резонер при Лаврецком.
Между ними нет принципиальных расхождений, и они спорят лишь по традиции студенческих лет. Михалевич осуждает Лаврецкого только за “байбачество”, он призывает его лучше осознать свои задачи и скорее взяться за их осуществление.
Сюжет романа всецело раскрывает его идейную направленность. Автор сделал Лаврецкого по происхождению сыном англомана и простой крестьянки. По воспитанию Лаврецкий – студент Московского университета 30-х годов и вместе с тем “спартанец”, человек неиспорченного сердца и крепкой физической организации, как бы созданный для труда.
Он уже испытал в прошлом всю суетность брака с развращенной генеральской дочерью и вступает в роман человеком, умудренным жизнью, в ореоле. глубокого личного страдания. Теперь он встречает девушку, нравственно воспитанную не родной матерью, легкомысленной барыней, а крепостной няней, девушку, впитавшую в себя романтику житийных легенд и, подобно Асе, готовую идти “на молитву, на трудный подвиг”. Автор сделал Лаврецкого соперником Паншина и этим оттенил романтический смысл сближения Лаврецкого с Лизой.
Чтобы усилить его, он ввел в роман Лемма, несчастного, но возвышенно мыслящего немецкого музыканта, сочинившего свою “дивную” мелодию в ночь свидания Лаврецкого и Лизы в саду.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...