Образ и харатер Алеши Пешкова в автобиографической повести Детство (Горький А. М.)

Победой нового искусства – искусства социалистического реализма были и автобиографические повести “Детство” и “В людях” (и завершающая часть трилогии – “Мои университеты”, написанная уже в советское время).

Поэзия детских, отроческих и юношеских лет… Ее по-разному воссоздавали и воспевали многие писатели. С. Аксаков и Л. Толстой запечатлели тонкие движения молодой души, имеющей возможность свободно отдаваться радостям бытия, не знающей мучительной борьбы за существование. Чарлз Диккенс в “Оливере Твисте”,

Гектор Мало в повестях “Без семьи”, “В семье” и “Приключения Ромена Кальбри”, Джеймс Гринвуд в “Маленьком оборвыше” (который вызвал у юного Алеши Пешкова “улыбку восторга”) поведали истории о детях и подростках, приговоренных буржуазным обществом к нищете и страданиям.

Слово “поэзия” как будто и не подходит к их жизни. Однако выдающиеся художники слова тонко показали, что поэтическая искорка, способность мечтать и радоваться не могут быть истреблены в сердце ребенка. Поэзию можно приглушить, но нельзя убить.

Горький унаследовал от этих славных мастеров глубокое понимание

детской психологии. Он унаследовал от них и тонкое ощущение неповторимости, свежести и красоты духовного мира ребенка. И быть может, никто еще (кроме Льва Толстого) с такой психологической проникновенностью не раскрыл поэзию детства, как это удалось сделать Горькому.

Тяжелым и даже страшным было детство Алеши Пешкова. Изображено это Горьким с правдивостью беспощадной. Но кажется, никто из юных персонажей догорьковской литературы не демонстрировал так ярко несгибаемость и творческую силу человеческого духа, как это делает герой автобиографической трилогии. Здоровые, подлинно народные духовные начала, таящиеся в душе героя, оказываются сильней окуровщины.

Как стоек этот мальчуган, как он наблюдателен и впечатлителен, как рано проявилось в нем стремление к Прекрасному! Страшные гримасы социальной жизни хотя и доводят его порой до отчаяния, оказываются в конце концов бессильны сломить Алешу. Более того: действительность маленьким героем осваивается – не побоимся сказать – эстетически и философски.

Да, это юное существо все напряженней размышляет о жизни, учится делать обобщения и уже умеет, пока стихийно, претворять полученные пестрые впечатления в некоторое подобие художественных образов. Сам того не ведая, он уже начинает творить свой будущий – горьковский – мир.

Очень важно и интересно в трилогии то, что герой выступает не как одинокий романтический мечтатель, бежавший – мысленно – в какое-то свое фантастическое царство. Мечтательность и склонность к фантазии не отрывают героя от грешной земли, а помогают ему сохранить свое “я” и главное – помогают ему видеть и то прекрасное или ростки прекрасного, намеки на прекрасное, которые есть в реальной жизни, во многих реальных людях. Герой восприимчив ко всему подлинно человеческому.

Поэтому таким плодотворным оказалось для мальчика и затем для юноши общение с его чудесной бабушкой и с другими интересными, добрыми, честными людьми, которые встречались на его пути.

Постепенно история “жизни и приключений” Алексея Пешкова вырастает в лиро-эпическую историю формирования человека – человека не абстрактного, а исторического, человека, которого его суровые “университеты” закономерно приводят к идее борьбы с существующим социальным злом. Такого образа еще не было в мировой литературе. Такой образ могло создать лишь искусство социалистического реализма.

По своей эмоционально-психологической тональности, да и по ярко выраженному биографическому характеру, к повестям о скитаниях и переживаниях Алексея Пешкова близок рассказ “Случай из жизни Макара”. Это рассказ о трагическом эпизоде из жизни юноши, мечтающего “послужить великому делу обновления”, но поддавшегося сомнениям и разочарованию и утратившего веру в манившие его “огоньки добра и красоты”. В этом произведении писатель в особенно концентрированной форме показал давящую и, так сказать, наступательную силу обывательского бытия, обывательского самодовольства и нечуткости, от соприкосновения с которыми страдает герой рассказа. И вместе с тем художник сумел найти такие краски, что мы все время чувствуем: сокровенная основа жизни светла, прекрасна, и она не подчиняется диктату окуровщины.

Каждая сцена, каждая деталь в рассказе – многозначительна и способствует созданию определенной эмоциональной атмосферы. Психологически тонко, душевно нарисован эпизод встречи “самоубийцы” с навестившими его в больнице товарищами – рабочими из пекарни, которые, не мудрствуя лукаво, просто своей чуткостью и деликатностью сумели вернуть юноше веру в себя и в жизнь. А примером почти символической детали может служить появление заблудившегося котенка, обретающего приют и тепло за пазухой у добряка-татарина, деталь, упоминаемая не один раз и вносящая с собой в трагическое повествование что-то неуловимо-прелестное, наивное, улыбчивое, напоминающее о простой жизни и о доброте человеческой…

Романтическое начало нового художественного метода с большим блеском проявилось в цикле “Сказок об Италии”. В этих маленьких романтических новеллах, которые Ленин назвал “великолепными”1, главным героем является итальянский народ. Писатель не ставил задачей изобразить народную жизнь Италии в ее повседневном течении, с ее “будничными” подробностями.

Он стремился уловить, так сказать, квинтэссенцию национальной жизни, запечатлеть ее основной колорит, отразить в лако-ничной, обобщенной, интенсивно-эмоциональной и поэтической форме основные черты характера простого итальянца. И поэтому была необходима та праздничность, та экспрессия, та обобщающая сила и мудрая наивность, которые характерны для сказки. Отсюда несколько условное, несколько метафорическое название цикла.

В течение десятилетия, последовавшего за поражением первой русской революции, Горький создал и еще ряд замечательных произведений: роман “Жизнь ненужного человека”, выявляющий крайние формы мещанско-индивидуалистической, “подпольной” психологии и показывающий дикую бессмысленность и обреченность царского режима; повесть “Лето”, отражающую в своеобразном реалистически-романтическом стиле пробуждение русской деревни; пьесы “Васса Желеэнова” (1-й вариант), “Зыковы”, “Старик” и др.

Как мы уже говорили, для духовного мира Горького характерна чрезвычайная интенсивность философских исканий. Страстно ищущие люди могут порой и заблуждаться. Таким заблуждением великого писателя была предпринятая им в период реакции и вскоре им самим осужденная наивная попытка соединить социалистический идеал, которому он всегда был верен, с религиозными представлениями, построить своего рода новую религию, в которой примитивный церковный бог уступил бы место абстрактному божеству – некоему идеальному, концентрированному воплощению социальных и нравственных устремлений народа.

Временные “богостроительские” увлечения Горького отразились в его романе “Исповедь”. Владимир Ильич решительно осудил и безжалостно высмеял и “богостроительство” вообще и “богостроительские” причуды Алексея Максимовича в частности. Эта суровая, но принципиальная критика помогла Горькому быстрее понять абсолютную несовместимость религии с научным социализмом.

С первых шагов своей литературной деятельности Горький проявил себя не только как замечательный художник, но и как талантливый публицист и критик. Из его статей, созданных в дооктябрьский период, особенно интересны “Заметки о мещанстве” и “Разрушение личности” – два эстетических, философских и социальных памфлета, в которых подвергнуты разгрому основные идейные и психологические “бастионы” буржуазно-мещанской интеллигенции.

В период между февральской буржуазно-демократической революцией и Великой Октябрьской социалистической революцией и некоторое время после Октября Горький хотя и оставался непоколебимым сторонником научного социализма, идеи которого он на протяжении многих предшествующих лет утверждал всем своим творчеством, однако не сумел правильно разобраться в сложнейших исторических ситуациях, связанных в перерастанием буржуазно-демократической революции в социалистическую, с установлением и первыми шагами диктатуры пролетариата. Преувеличенное представление об анархизме поднявшихся крестьянских масс, опасения за культуру, которой якобы угрожают эти массы, известная недооценка организаторских способностей партии, ее способности обеспечить союз рабочего класса и трудового крестьянства, ввести в берега разбушевавшуюся стихию – все это заставляло Горького сомневаться в достаточной подготовленности, своевременности социалистической революции в создавшихся условиях.

Вскоре победоносное шествие революции, огромная организаторская и созидательная работа партии показали Горькому, что его опасения были неосновательны. Путь великого художника снова определился твердо и ясно – это был путь с партией большевиков, с народом, строящим социализм.

Но это – закономерно – был также и путь дальнейшего развития творческого метода Горького. Именно в Советскую эпоху художник особенно глубоко и всесторонне овладел ленинскими принципами истолкования социально-исторического процесса, что отразилось в его монументальных произведениях – в романе “Дело Артамоновых” и, с наибольшим размахом и блеском, в романе “Жизнь Клима Самгина”.

Источники:

Горький М. Избранное/ Предисл. Н. Н. Жегалова; Ил. Б. А. Дехтерева.- М.: Дет. лит., 1985.- 686 с., ил., 9 л. ил.Аннотация: В том вошли избранные произведения М. Горького: повести “Детство” И “В людях”, рассказы “Макар Чудра”, “Челкаш”, “Песня о Соколе”, “Однажды осенью”, “Коновалов”, “Бывшие люди” и др.