Нравственная, идейная и художественная значимость поэмы А. Ахматовой “Реквием”

Между 1935 и 1940 годами создавался “Реквием”, опубликованный лишь спустя полвека, в 1987 году, и отражающий личную трагедию Анны Ахматовой – судьбу ее и ее сына Льва Николаевича Гумилева, незакон­но репрессированного и приговоренного к смертной казни, замененной впоследствии лагерями. “Реквием” стал мемориалом всем жертвам сталинской тирании. “В страшные годы ежовщины, – писала Ахматова, – я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях”. Отсюда – “семнадцать месяцев кричу, зову тебя домой…”

И упало каменное

слово

На мою еще живую грудь.

Ничего, ведь я была готова,

Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела:

Надо память до конца убить,

Надо, чтоб душа окаменела,

Надо снова научиться жить.

Строки такого трагедийного накала, ра­зоблачающие и обличающие деспотию ста­линщины, в ту пору, когда они создавались, записывать было опасно, попросту невоз­можно. И сам автор, и несколько близких друзей заучивали текст наизусть, время от времени проверяя крепость своей памяти. Так человеческая память надолго превра­тилась в “бумагу”, на которой был запечат­лен “Реквием”.

Без “Реквиема” нельзя в полной мере понять ни жизни, ни творчест­ва, ни личности Анны Андреевны Ахмато­вой.

Более того, без “Реквиема” нельзя осознать литературу современного мира и те процессы, которые происходили и про­исходят в обществе.

В 1987 году литературно-художественный журнал “Октябрь” полностью напечатал “Реквием” на своих страницах. Так “достоя­нием гласности” стало выдающееся произ­ведение Ахматовой. Это потрясающий, ос­нованный на фактах собственной биогра­фии документ эпохи, свидетельство того, через какие испытания прошли наши со­отечественники.

… Опять поминальный приблизился час.

Я вижу, я слышу, я чувствую Вас…

…Хотелось бы всех поименно назвать,

Да отняли список, и негде узнать…

… О них вспоминаю всегда и везде,

О них не забуду и в новой беде…

Анна Андреевна заслуженно пользуется благодарным признанием читателей, и вы­сокое значение ее поэзии общеизвестно. В строгом соотношении с глубиной и широ­той замыслов ее голос никогда не низво­дится до шепота и не повышается до кри­ка – ни в часы народного горя, ни в часы народного торжества. Сдержанно, без крика и надрыва, в эпически бесстрастной манере сказано о пережитом горе: “Перед этим го­рем гнутся горы”.

Биографический смысл этого горя Анна Ахматова определяет так: “Муж в могиле, сын в тюрьме, помолитесь обо мне”. Выражено это с прямотой и про­стотой, встречающимися лишь в высоком фольклоре. Но дело не только в личном страдании, хотя и его одного достаточно для трагедии.

Оно, страдание, расширено в рамках: “Нет, это не я, это кто-то другой страдает”, “И я молюсь не о себе одной, а обо всех, кто там стоял со мною”.

С публикацией “Реквиема” и примыкаю­щих к нему стихотворений творчество Ан­ны Ахматовой обретает новый историко-литературный и общественный смысл. Именно в “Реквиеме” особенно ощутим лаконизм поэта. Если не считать прозаи­ческого “Вместо Предисловия”, здесь все­го только около двухсот строк.

А звучит “Реквием” как эпопея.

Текст состоит из десяти стихотворений, прозаического предисловия, названного Ахматовой “Вместо Предисловия”, “Посвя­щения”, “Вступления” и двухчастного “Эпи­лога”. Включенное в “Реквием” “Распятие” также состоит из двух частей. Стихотворе­ние “Так не зря мы вместе бедовали…”, на­писанное позднее, тоже имеет отношение к “Реквиему”.

Из него Анна Андреевна взя­ла слова: “Нет, и не под чуждым небосво­дом…” в качестве эпиграфа, поскольку они, по мнению поэтессы, задавали тон всей по­эме, являясь ее музыкальным и смысловым ключом.

“Реквием” имеет жизненную основу, кото­рая предельно ясно изложена в небольшой прозаической части “Вместо Предисловия”. Уже здесь отчетливо чувствуется внутренняя цель всего произведения – показать страш­ные годы ежовщины. А история эта такова.

Вместе с другими страждущими Ахматова стояла в тюремной очереди.

Она рассказывает: “Как-то раз кто-то “опознал” меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, ко­нечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного всем нам оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом):

А это вы можете описать? И я сказала:

Могу.

Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом”.

Вот как Ахматова описывает глубину это­го горя:

Перед этим горем гнутся горы,

Не течет великая река…

Слышим лишь ключей постылый скрежет…

Да шаги тяжелые солдат…

По столице одичалой шли…

И безвинная корчилась Русь.

Слова “корчилась Русь” и “одичалая сто­лица” с предельной точностью передают страдания народа, несут большую идейную нагрузку. В произведении даны и конкрет­ные образы. Вот один из обреченных, кого “черные маруси” увозят по ночам, имеет в виду она и своего сына:

На губах твоих холод иконки,

Смертный пот на челе.

Его уводили на рассвете. Рассвет – это начало дня, а тут рассвет – начало неизве­стности и глубоких страданий. Страданий не только уходящего, но и тех, кто шел за ним “как на вынос”.

И даже фольклорное начало не сглаживает, а подчеркивает ост­роту переживаний невинно обреченных. В “Реквиеме” неожиданно и горестно воз­никает мелодия, отдаленно напоминающая колыбельную:

Тихо льется Тихий Дон,

Желтый месяц входит в дом,

Входит в шапке набекрень,

Видит желтый месяц тень.

Эта женщина больна.

Эта женщина одна.

Муж в могиле, сын в тюрьме,

Помолитесь обо мне.

Мотив колыбельной с неожиданным и по­лубредовым образом тихого Дона подго­тавливает другой мотив, еще более страш­ный, – мотив безумия, бреда и полной го­товности к смерти или самоубийству:

Уже безумие крылом

Души накрыло половину,

И поит огненным вином,

И манит в черную долину.

“Эпилог”, состоящий из двух частей, сна­чала возвращает читателя к мелодии и об­щему смыслу “Предисловия” и “Посвяще­ния”. Здесь мы вновь видим образ тюрем­ной очереди, но уже как бы обобщенный, символический, не столь конкретный, как в начале поэмы:

Узнала я, как опадают лица,

Как из-под век выглядывает страх,

Как клинописи жесткие страницы

Страдания выводят на щеках…

А дальше идут такие строки:

Хотелось бы всех поименно назвать,

Да отняли список, и негде узнать.

Для них соткала я широкий покров.

Из бедных, у них же подслушанных слов

“Реквием” Ахматовой – подлинно на­родное произведение. И не только в том смысле, что он отразил и выразил великую народную трагедию, но и по своей поэти­ческой форме, близкой к народной притче. Сотканный из простых, “подслушан­ных”, как пишет Ахматова, слов, он с боль­шой поэтической и гражданской силой вы­разил свое время и страдающую душу на­рода. “Реквием” не был известен ни в 1930-е, ни в последующие годы, но он на­веки запечатлел свое время и показал, что поэзия продолжала существовать даже и тогда, когда, по словам Ахматовой, “поэт жил с зажатым ртом”.

Задушенный крик стомиллионного народа оказался услы­шанным – в этом великая заслуга Анны Ахматовой.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Нравственная, идейная и художественная значимость поэмы А. Ахматовой “Реквием”