Новые темы и образы, появившиеся в творчестве Батюшкова
Под влиянием национального подъема, вызванного событиями 1812-1814 гг., Батюшков, по свидетельству П. А. Вяземского, написал – не дошедшее до нас – четверостишие, в котором призывал Александра I после, окончания войны, освободившей Европу, освободить русский народ от крепостной зависимости. Такая позиция поэта-романтика не должна вызывать удивления. Его взгляды складывались под заметным воздействием просветительской идеологии.
Еще до Отечественной войны 1812 г. (в письме Гнедичу от 3 ноября 1809 г.) Батюшков, осуждая тех, кто “некстати”
В очерке “Прогулка по Москве” (1812, опубл. 1869) писатель отмечает поражающие наблюдателя московской жизни контрасты “невежества и просвещения, людкости и варварства”. Он сожалеет, что начавшийся в петровское время процесс просвещения и европеизации России еще не завершился.
Пиететом к философу-просветителю Вольтеру
Новые темы и образы, появившиеся в творчестве Батюшкова после 1812 г., открывали перед ним пути к гражданской поэзии романтизма. У поэта завязываются дружеские отношения со многими будущими декабристами, в частности с М. С. Луниным, Ф. Н. Глинкой, С. И. Муравьевым-Апостолом; он сближается с членами “Арзамаса” – М. Ф. Орловым, Н. И. Тургеневым и Н. М. Муравьевым. Однако идейные основы творчества Батюшкова оказываются недостаточными для закрепления его на позициях гражданской поэзии.
И в его творчестве побеждают мотивы, роднящие его с Жуковским, у которого в эти годы резко усиливаются тенденции консервативного романтизма.
Новые ноты можно расслышать уже в некоторых стихотворениях 1814 г. Так, в элегии “Тень друга” Батюшков рассказывает о том, как ему (“то был ли сон?”) явился погибший на поле сражения друг, и поэт, в противоречии со своими прежними эпикурейски-материалистическими настроениями, готов признать, что “не все кончается смертью” – так сказано в предпосланном стихотворению эпиграфе из Проперция. Элегия полна скорбного чувства, тихих раздумий и нисколько не похожа на вакхические песни раннего Батюшкова.
К этой элегии близко по настроению, по тону стихотворение “На развалинах замка в Швеции” (1814). Поэта поражает контраст между той бурной жизнью, которой жили когда-то обитатели замка, и воцарившимися теперь в этих местах безмолвием, покоем, запустением. Утешение можно найти лишь в воспоминании о героях прошлого, “сынах и брани и свободы”.
Грустным тоном проникнут и лирический цикл 1812- 1817 гг. (“Мой гений”, “Таврида”, “Разлука”, “Воспоминания”). Это отчасти объясняется пережитой Батюшковым драмой личной жизни (любовь к А. Ф. Фурман и разрыв с ней). Но здесь нашел выражение и наметившийся у него общий кризис мировоззрения.
В стихотворении “К другу” (1815) Батюшков высказывает мысль о непрочности земного счастья, о скоротечности тех чувственных радостей, к которым он когда-то звал друзей, о призрачности любви и дружбы. “Вечное”, “чистое”, “непорочное” поэт обретает в “лучшем мире”, куда он “духом возлетает”. Здесь Батюшков также похож на Жуковского. Те же мотивы Батюшков развивает в стихотворении “Надежда” (1815), которое, по меткому замечанию А. С. Пушкина, точнее следовало бы назвать “Вера” . Интересно проследить, как изменяется содержание поэтических образов поэта.
Так, “отчизна” для Батюшкова теперь – это не родина, о которой он вспоминал во время заграничных странствий, а загробный мир, в котором он надеется “обновить существованье”. Выражение “души возвышенной свободу”, под которым охотно подписались бы будущие поэты-декабристы, означает для автора “Надежды” спокойствие духа среди невзгод и бедствий, которым подвергается человек. Подобными настроениями наделен и Тассо, поэт эпохи Возрождения, в элегии “Умирающий Тасс” (1817), написанной на тему о трагической участи художника в обществе.
Эта тема все более настойчиво привлекает внимание Батюшкова.