Неудачные дети (В. Распутин, “Последний срок”)

Суть повести Валентина Распутина “Последний срок” проста. Слетевшись с разных концов России по телеграмме Михаила, дети умирающей старухи Анны нечаянно даруют ей последний срок: радость матери, обнаружившей у своей постели столь далеких от нее и по-прежнему дорогих ее сердцу детей, так сильна, что она никак не может умереть. И стесняется этого, будто она отрывает их от важных дел.
С мудрым юмором, добротой, человечностью, а главное, с полной психологической точностью описывает автор эти последние дни старой матери, пребывающей в несколько

трагикомическом положении, в самом точном смысле этого слова. И столь же естествен, полнокровен второй пласт повествования
– переживания, поведение старухиных детей, в кои веки собравшихся воедино, чтоб по человеческой традиции отдать матери последний сыновний и дочерний долг.
Без тени фальши показывает Распутин их естественное горе, к которому они уже заранее подготовили себя, и неожиданную радость, и тщательно скрываемую друг от друга растерянность от неожиданного поворота дел. Все новые и новые, почти неприметные штрихи готовит этот оказывающийся вовсе не неожиданным финал, который и ставит все точки над “i”. В повести как бы копится нечто мелкое, недостойное, стыдное для человека, имя чему – суета.

Суета, оборачивающаяся не просто пошлостью, а нравственным преступлением, потому что ее мелочность делает черными последние часы умирающей матери.
Она не боялась умереть. “Больше тратить в себе ей нечего, выкипела до последней капельки. А что, спрашивается, видела она в своей жизни? Всегда одно и то же: теребили о чем-нибудь ребятишки, кричала скотина, ждал огород, а еще работа в поле, в лесу, в колхозе – вечная круговерть, в которой ей некогда было вздохнуть и оглядеться по сторонам, задержать в глазах и душе красоту земли и неба”.
Повесть кончается печально. Дети разъехались, а мать сразу после их отъезда умерла. Срок был последним и кратким.

А дети… что ж, такова жизнь.
Но протест против такого конца в душе каждого читателя. Высокая нравственная чистота восьмидесятилетней матери и душевная черствость ее великовозрастных детей – страшный контраст, который запоминается надолго.