“Наступление национализма” в литературе Германии

Так называлась книга Эрнста Юнгера, вышедшая в 1926 году. В том же году был опубликован роман Ганса Гримма “Народ без пространства”. К началу 30-х годов хлынула целая волна романов с подобными названиями-лозунгами – “Новый рейх” (Отто Гмелин, 1930), “Вера в Германию” (Ганс Цеберляйн, 1931), “Суровый род” (Вилль Веспер, 1931).

Наступление фашистской литературы шло полным ходом.

Не приходилось говорить о единстве фашистской литературы. Лишь немногие из писателей были членами НСДАП. Однако отдельных литераторов, группы и группировки

объединяло общее неприятие Версальского мира, неприятие исторических перемен, связанных с Великой Октябрьской революцией.

Стремление повернуть ход событий вспять стало общим знаменателем для различных, порой враждующих между собой реакционных течений в области культуры.

Начиная с 1918 года силам реакции и впрямь приходилось лишь “реагировать” на факты политической жизни, то есть сопротивляться тому, что уже наличествовало в обществе и властно заявляло о себе. Реакция не могла довольствоваться охранительной ролью, события неотвратимо толкали ее к контрреволюции, причем такой, которая

демагогически позволила бы ей воспользоваться самим словом “революция”.

К “консервативной революции” примкнули ветераны почвеннического “народного искусства”, рядом с которыми появилось и несколько новых имен (Э. Г. Кольбенхейер, 1878-1962; Г. Ф. Блунк, 1888-1961; В. Веспер, 1882- 1962; Б. Брем, 1892-1974; В. Шефер, 1888-1952). Их сферой оставался псевдоисторический роман, манифестировавший мистическую связь человека с “народом”, “землею”, “расой” или “вечным рейхом”.

Беллетристика “крови и почвы” – которую небольшая кучка творческой интеллигенции, оставшаяся независимой, но беспомощной, язвительно именовала “блюбо” (аббревиатура немецких слов “блют унд боден”) – являлась наиболее надежной опорой реакционной литературы.

С другой стороны, литературную реакцию поддерживали наиболее эзотерические писатели, которые в лучшем случае лишь иронизировали над вульгарностью романов “крови и почвы”. Однако презрение к веку “массы”, культ аристократического вождя привели и Стефана Георге, а также некоторых поэтов-экспрессионистов, например Ганса Йоста и (на некоторое время) Готфрида Бенна, в те же ряды, где они с удивлением увидели около себя “немецких рабочих поэтов” М. Бертеля, К. Брегера, Г. Лерша, превозносимых фашистским литературоведением за то, что они “подняли рабочих над лживым евангелием классового учения” и “вернули их благодаря страстной любви к народу и отечеству на путь, ведущий к нации” 63.

Другие литераторы обосновывали необходимость “консервативной революции”, обращаясь к военной теме. А поскольку воспоминания о войне были живы у очень многих, то довольно большой интерес вызывали и эти книги, например роман В. Боймельбурга “Заградительный огонь вокруг Германии” (1929), роман Ф. Шаувекера “Национальный подъем” (1930), трилогия Э. Двингера “Немецкая страсть” (1929-1932). Здесь со всею очевидностью речь шла о духовной мобилизации.

Ужасы “битвы материала” не отрицались, но романтизировались и представлялись в качестве “героических событий” и “жертв во имя Германии”.

Литература этого направления началась с романа Эрнста Юнгера (род. в 1895 году) “В стальных грозах” (1920). В нем декларировалось извращенное представление о войне как о “наиболее соразмерном с немцем” средстве самовыражения, а кроме того, война якобы служит прекрасной моделью для совершенствования империалистической системы. В своей работе “Тотальная мобилизация” (1930) он писал, что советская пятилетка “впервые показывает миру возможность объединить все усилия великой державы, направив их в единое русло”.

Немцы же должны ответить на это организацией общества на военный лад, руководствуясь примером войны и в целях ведения войны.

Вместе с тем этот технократический национализм не был чужд иррациональности, на которой базировалась вся фашистская идеология. Выступая против Анри Барбюса и антивоенной литературы, Юнгер заявлял: “В недрах своего кратера война имеет смысл, недоступный самым искусным расчетам”. Смысл этот заключается “в обретении глубинной Германии”, в освобождении “немецкого демона”. Эти “натурально-революционные” настроения оказались заразительными для ряда молодых талантливых писателей (Эрнст фон Зало-мон, 1902-1972; роман “Затравленные”, 1931; роман “Кадеты”, 1933; Арнольт Броннен, 1895-1959; “O.

S.”, 1931), которые – так же, как и Юнгер, – порвали с национал-социализмом после прихода фашистов к власти.

Но в первый период фашистской культурной политике удалось без особого труда подчинить своим интересам указанные группировки. В 1927 году главный

Идеолог национал-социалистской партии А. Розенберг организовал “Национал-социалистское общество немецкой литературы” (позднее оно стало называться “Союзом борьбы за немецкую культуру”). Его программной целью объявлялась “консолидация всех сил против властвующей ныне стихии разложения”. Для борьбы с этим “разложением” выдумывался бесконечный ряд слов-лозунгов, бессмысленных и злобных.

Велись яростные атаки на “выродившееся искусство”, на “искусство, чуждое народу”, на “еврейско-негритянское искусство”, на “асфальтовую литературу” и на “культурбольшевизм” в первую очередь.

Наступление нацистской пропаганды, проводившееся всеми средствами публицистического, да и физического террора, было направлено против социалистического и демократического искусства в целом. Но оно было направлено и против “буржуазных” писателей, если это понятие вообще приложимо к писателям, которые отнюдь не выступали в защиту буржуазии и буржуазного господства.