Народная стихия в драме Лермонтова “Вадим”

Лермонтов показывает историческую закономерность крестьянского протеста против векового гнета. Автор романа сочувственно рисует народное стремление к освобождению. Рассказу о крестьянском восстании в романе знаменательно предшествует народная песня о “вольности-волюшке”.

Обращаясь к причинам, вызвавшим народное восстание, Лермонтов пишет: “Умы предчувствовали переворот и волновались: каждая старинная и новая жестокость господина была записана его рабами в книгу мщения, и только кровь (его) могла смыть эти постыдные летописи.

Люди,

когда страдают, обыкновенно покорны; но если раз им удалось сбросить ношу свою, то ягненок превращается в тигра; притесненный делается притеснителем и платит сторицею – и тогда горе побежденным!..” Лермонтов показывает многочисленные факты помещичьего произвола, издевательства над человеком, жестокости. После неудачной охоты Палицын “с горя побил двух охотников”, ни в чем не повинных. В церкви помещица “с надменным видом” оттолкнула крестьянку с грудным младенцем, вместе с ней подошедшую к иконе. Не случайно подобный же поступок “какой-то толстой барыни”, ударившей ребенка, Лермонтов рисует как каплю, переполнившую чашу народного гнева: “…этого было довольно: толпа зашевелилась, зажужжала, двинулась, как будто она до сих пор ожидала только эту причину, этот незначащий предлог, чтобы наложить руки на свои жертвы, чтоб совершенно обнаружить свою ненависть!” В следующей за этим сцене Лермонтов с большой силой рисует грозную мощь народного мятежа.

Гнев народа против вековых угнетателей исторически и морально оправдан.

Но народная стихия в своем разливе становится жестокой и беспощадной. От нее могут пострадать и те, кто не заслужил кровавой расправы (“добрая Наталья Сергеевна”, дочь помещика из села Красного). Лермонтов в противоречии с собственным признанием справедливости народного возмущения называет иногда “душегубцами” казаков, готовых на крайние меры в борьбе с помещиками.

Всепожирающее пламя крестьянской войны, очевидно, страшило Лермонтова, как и декабристов.

Противоречивость лермонтовского отношения к народному восстанию своеобразно отразилась и в характеристике Вадима. Сын обиженного и разоренного Палицыным дворянина, Вадим принимает участие в народном восстании. Но внутренне он остается чужд народным интересам и одинок.

В своей борьбе против Палицына Вадим руководствуется не общественными целями, а чувством личной мести. Это гордая, демоническая личность, которая возвышается над “толпой”. Поставив в центре произведения романтическую фигуру горбуна, утверждающего свое оскорбленное достоинство и противопоставляющего себя обществу, Лермонтов тем самым обнаруживает незрелость своего общественного мировоззрения. Однако автор приводит Вадима к сознанию ничтожности его стремлений и действий, не связанных органически с народным делом.

Вадим сожалеет о растрате своих богатых дарований, которые могли быть обращены “в пользу какого-нибудь народа, угнетенного чуждым завоевателем”. Здесь можно видеть первые признаки критического отношения к герою-индивидуалисту, которое в дальнейшем творчестве Лермонтова будет нарастать.

Первый прозаический опыт писателя противоречив и в своем художественном методе, и в своем стиле. В романе встречаются удачные попытки зарисовать типические для того времени образы. Таков прежде всего Палицын – верно схваченный Лермонтовым тип жестокого, сластолюбивого, надменного и трусливого помещика.

Правдиво очерчены образы крестьян. Верно в социально-бытовом отношении написаны некоторые сцены. В “Вадиме” нашли развитие встречающиеся в лермонтовских драмах попытки зарисовать крепостнический быт. Но реалистические тенденции противоречиво сочетаются в “Вадиме” с ярко выраженными чертами романтизма.

С типично романтическими эффектными контрастами мрачного и светлого, ужасного и возвышенного нарисован ряд эпизодов. Романтичен и образ Вадима, бунтаря-индивидуалиста, родственного герою ранних поэм Лермонтова.

Психологический портрет Вадима так же построен на романтических контрастах: мощь духа и физическое уродство, переходы от любви к ненависти, крайняя жестокость и слезы раскаяния и т. д. Это придает образу Вадима мелодраматичность, которая усиливается ультраромантической манерой изображения душевных переживаний и их внешнего выражения: Вадим “скрежетал зубами”, “дико захохотал”, похож был на “вампира, глядящего на издыхающую жертву”, и т. д.

В художественной противоречивости первого лермонтовского романа отразились идейные противоречия, характерные для периода дворянской революционности, когда был еще неясен вопрос о роли отдельной личности и народных масс в борьбе за свободу.

По своему стилю первый прозаический опыт Лермонтова сближается с романтической прозой 30-х годов, в частности с повестями А. А. Марлинского. Язык “Вадима” насыщен метафорами и сравнениями, уводящими воображение в сторону далеких от повседневности образов (“На скамейке… сидела молодая девушка… Это был ангел, изгнанный из рая за то, что слишком сожалел о человечестве”); эмоционально-возвышенными эпитетами (“…Ее небесные очи, полузакрытые длинными шелковыми ресницами, были неподвижны, как очи мертвой, полны… мрачной и таинственной поэзии… ни одна алмазная слеза не прокатилась под этими атласными веками”); разительными антитезами (“Она была божество или демон, ее душа была или чиста и ясна, как веселый луч солнца, отраженный слезою умиления, или черна как эти очи…”); лирическими восклицаниями и вопросами (“…Кто бы подумал сколько страданий за то, что одна собака обогнала другую… как ничтожны люди! как верить общему мнению!”).

Однако рядом с подобными строками, типичными для романтической прозы, в “Вадиме” значительное место занимают отрывки, написанные в реалистическом стиле. Особенно показательны в этом отношении диалоги в бытовых сценах, в частности речь крестьян, богатая пословицами и поговорками. Реалистическое описание двора солдатки вводит в язык романтического произведения просторечно-бытовую лексику в соответствии с изображаемыми деталями; сени, анбар, огород, капуста, конопли, редька, подсолнечники, гумно, овин Реалистически просто описана судьба крепостной девушки Анюты полюбившей Юрия.

Реалистические тенденции в языке “Вадима сближали автора с новым направлением русской литературы, и прежде всего с прозой Пушкина.