Наиболее значительные представители младших символистов

Любой творческий акт приближает художника к демиургу (богу-творцу). Деятельность художника – это не работа, не труд в обычном смысле слова, а таинство, мистерия, волшебство. Показательно в этом смысле заглавие брошюры К. Бальмонта “Поэзия как волшебство” (1915), в которой он обобщает свой опыт поэта-символиста.

Младшие символисты (в основном это были поэты, считавшие себя учениками В. Соловьева), вступившие в литературу в начале XX века, стремились противопоставить себя декадентам, которых они считали “черными магами” (черными магами

называют колдунов, ведьм и т. п.). Себя они называли “теургами” или “белыми магами”; если старшие символисты связывали себя со служением культу Сатаны, то младшие считали себя пророками, воплощающими божественную волю.

Наиболее значительными представителями младших символистов были Александр Блок (1880- 1921), Андрей Белый (настоящее имя – Борис Бугаев; 1880-1934) и Вячеслав Иванов (1866-1949). Довольно заметным явлением русского символизма стал и поэт литовского происхождения Юргис Балтрушайтис (1873- 1944), писавший стихи и по-литовски.

Младшие символисты не только противопоставляли себя декадентству;

в их творчестве действительно было много нового. Как и В. Соловьев, они были твердо убеждены в реальном существовании мира божественных идей. Как и В. Соловьев, они верили, что противоположность идеального и материального миров, божественной гармонии и земного хаоса не абсолютна и не вечна.

Приближается конец старого мира; себя же они считали предвестниками нового. Предчувствие неизбежного наступления этого нового мира было уже у прямых предшественников младших символистов – так называемых “петербургских мистиков” 1890-х годов (Д. Мережковский, Гиппиус и другие).

Однако у них это предчувствие было окрашено в трагические, пессимистичные тона: пророки будущего сами до этого будущего не доживут. В стихотворении Д. Мережковского “Дети ночи” есть такие строки:

Устремляя наши очи На бледнеющий восток, Дети скорби, дети ночи, Ждем, придет ли наш пророк. Мы неведомое чуем, И, с надеждою в сердцах, Умирая, мы тоскуем О несозданных мирах. Мы – над бездною ступени, Дети мрака, солнца ждем: Свет увидим – и, как тени, Мы в лучах его умрем. (1894)

У младших символистов эта тема получает иной поворот: они не только предвестники, но и свидетели нового мира, который родится в момент мистического синтеза неба и земли, в момент окончательного сошествия на землю Вечной Женственности. Вот сонет из цикла А. Блока “Стихи о Прекрасной Даме”:

За городом в полях весною воздух дышит. Иду и трепещу в предвестии огня. Там, знаю, впереди – морскую зыбь колышет Дыханье сумрака – и мучает меня.

Я помню: далеко шумит, шумит столица. Там, в сумерках весны, неугомонный зной. О, скудные сердца!

Как безнадежны лица! Не знавшие весны тоскуют над собой. А здесь, как память лет невинных и великих, Из сумрака зари – неведомые лики Вещают жизни строй и вечности огни…

Забудем дольний шум. Явись ко мне без гнева, Закатная, Таинственная Дева, И завтра и вчера огнем соедини. (1901)

В этом стихотворении находим характерное для Блока противопоставление суетного “дольнего шума” современной столичной жизни и Прекрасной Дамы (которая здесь названа Таинственной Девой). Современный человек целиком погружен в суету мира, он не замечает ничего, кроме самого себя, и “тоскует над собой”. А в это время природа живет уже ожиданием прихода Вечной Женственности. Пейзаж таинствен и символичен: сумрак тревожно дышит в ожидании весны, причем весна здесь не только время года, но и символ рождения нового мира.

Через все стихотворение проходит тема огня – это опять-таки и свет зари, и проступающий сквозь него очистительный огонь вечности. Огонь был символом чистоты в различных культурах древности; в культуре нового времени он связывался с философией Ф. Ницше. Лирический герой этого стихотворения в окружении природы и вместе с ней погружен в ожидание “Ее”.

В последней строке огонь выступает уже не только как разрушительная, но и как созидательная сила: он соединяет время – в будущем мире времени нет (“Времени больше не будет” – такое пророчество содержится в Апокалипсисе, заключительной книге Нового Завета).

Мистическая любовь принимает в ранней лирике Блока личностный облик – Вечная Женственность воплощается в облике реальной женщины. Через любовь к этой реальной женщине происходит приобщение к мистической любви. В поэзии Андрея Белого довольно близкие переживания воплотились в образе “возлюбленной Вечности”. Вот начало его стихотворения “Образ Вечности”:

Образ возлюбленной – Вечности – встретил меня на горах. Сердце в беспечности. Гул, прозвучавший в веках. В жизни загубленной образ возлюбленной, образ возлюбленной Вечности, с ясной улыбкой на милых устах. (1903)

Символистическая система соответствий, постоянное соотнесение, а иногда и смешение различных планов реальности приводит к тому, что ни одна вещь не воспринимается “просто” – сквозь нее “проступает” что-то другое, символом чего она является. Это сближает символистическое мироощущение с наиболее древними формами искусства, основанными на мифе. Символисты сами понимали эту связь и всячески ее подчеркивали: мифотворчество играет значительную роль как в их искусстве, так и в их жизни.