Начало нового века. Поверженный Демон

К началу ХХ века в русской художественной жизни происходили заметные сдвиги. Обострился антагонизм художественных группировок, возникали новые течения. вырос в авторитетную организацию петербургский художественный кружок “Мир искусства” . Главным организатором “Мира искусства” был энергичный, инициативный С. Дягилев, душой и теоретиком – Александр Бенуа, почти такой же темпераментный, как В. Стасов; ядро “Мира искусства” составляли художники К.

Сомов, М. Добужинский, Е. Лансере, Л. Бакст, а позже и В.

Серов. В сущности

– небольшая группа. Но на выставках “Мира искусства” принимали участие и Левитан, и Коровин, и Нестеров, и Рябушкин, и многие другие, в том числе члены товарищества передвижных выставок.

И впервые стал выставляться Врубель. До тех пор его работы приобретались частными лицами, а в выставочных залах не появлялись. “Выставка русских и финляндских художников” , организованная в 1898 году в Петербурге С. Дягилевым, была фактически первой, где некоторые вещи Врубеля предстали на всеобщее обозрение.

Журнал “Мир искусства” стал помещать репродукции его произведений. Потом они стали понемногу

появляться и на московских выставках.

Хотя “Мир искусства” и открыл Врубеля для публики, между художественными принципами мирискусников и Врубеля было не много общего. Теоретически их сближал культ свободного творчества во имя красоты, но красота многолика, и единого ключа к ней нет.

Изящный ретроспективизм и слегка иронические стилизации Сомова, Бакста, того же Бенуа были довольно далеки от Врубеля с его титанизмом, размахом, с его “культом глубокой натуры” и бьющей через край экспрессией. Своим “натиском” Врубель устрашал не только зрителей, воспитанных на гладенькой салонной живописи, но и ничего как будто бы не боящихся мирискусников. Словом, ценителей искусства Врубеля и к началу ХХ века было мало, а поношений – много.

В такой атмосфере Врубель начал работу над давно замышлявшимся “монументальным Демоном” – самым патетическим своим творением.

“Демон поверженный” был скорбной вехой в биографии Врубеля. Картина еще висела на выставке, когда ее автора пришлось поместить в одну из московских психиатрических лечебниц. В течении полугода его состояние было настолько тяжелым, что к нему никого не допускали, даже сестру и жену.

Потом он начал поправляться, писать вполне здравые письма близким, пытался рисовать, но это давалось ему с трудом – после эйфорического подъема, которым сопровождалась работа над “Демоном” , наступила долгая депрессия, состояние художника все время было угнетенным, подавленным, себя он считал теперь ни на что не годным. Так он был настроен и тогда, когда вышел из лечебницы (в феврале 1903 года) и поехал на отдых в Крым. Ничто его не интересовало, Крым не нравился, работать он почти не мог. Его тянуло на Украину.

В мае 1903 Врубели доехали до Киева и остановились в гостинице. Неожиданно заболел ребенок – маленький Саввочка, только начинавший говорить.

Через два дня его не стало. Вскоре у художника снова начались приступы болезни.

Его отвезли сначала в Ригу, потом перевели в клинику Сербского в Москву. Он был грустен, слаб, беспомощен и физически совершенно истощен, так как ничего не ел, желая уморить себя голодом. К началу следующего года он почти умирал. Но кризис прошел, его поместили в частную лечебницу доктора Ф. А.

Усольцева в окрестностях Москвы. Там произошло его последнее возвращение к жизни. Он стал есть и спать, прояснились мысли, стал много, с прежней увлеченностью рисовать – и через несколько месяцев вышел из лечебницы здоровым человеком. Самыми замечательными среди рисунков, сделанных в больнице, являются несколько портретов – доктора Усольцева и членов его семьи.

Карандашный портрет Усольцева по красоте и твердости техники и по выразительности психологической стоит на уровне лучших портретных работ Врубеля.

Весной 1905 года Врубель снова ощутил знакомые симптомы приближения недуга. Теперь он воспринимал их на редкость сознательно. Собираясь опять вернуться в клинику, он, как вспоминала его сестра, “прощается с тем, что ему особенно близко и дорого” . Он пригласил к себе перед отъездом друзей юности, а также своего любимого старого учителя Чистякова; посетил выставку “Нового общества художников” , которому симпатизировал; отправился в сопровождении жены и вызванного из Москвы Усольцева в Панаевский театр, где девять лет тому назад впервые увидел Забелу.

Круг жизни замыкался. На следующее утро Усольцев увез Врубеля в Москву, в свой “санаторий” .

Там художник продолжал работать – и в 1905 году, и в следующем. Работал над “Видением Иезекииля” , сделал акварель “Путь в Эммаус” , несколько портретов. Последним был портрет Валерия Брюсова. Портрет Брюсова делался по заказу Рябушинского, издателя журнала “Золотое руно” , который задумал поместить в журнале серию графических портретов поэтов и художников, выполненных выдающимися мастерами.

Несмотря на то, что Врубель уже около года жил в лечебнице Усольцева, предприимчивого Рябушинского это не остановило – он приехал туда вместе с Брюсовым, снабдил художника мольбертом, ящиком цветных карандашей и уговорил принять заказ. Впрочем, Врубеля и не пришлось уговаривать, так как Брюсов ему очень понравился. Врубелю понравились и стихи Брюсова – раньше он их, по-видимому, не знал, а теперь, прочитав, нашел, что “в его поэзии масса мыслей и картин” .

Портрет Брюсова сначала был написан на фоне темного куста сирени, из которого лицо выступало рельефно и живо. Брюсов был в восторге от портрета, но художник не считал его законченным и продолжал сеансы. Брюсову нужно было уехать на две недели в Петербург; по возвращении он ахнул – весь фон с сиренью оказался стерт. “Михаил Александрович так пожелал” , – объяснил молодой художник, посещавший Врубеля в больнице и помогавший ему смывать фон.

Брюсову Врубель сказал, что сирень не подходит к его характеру и что он сделает новый фон с изображением свадьбы Амура и Психеи, по фотографии с итальянской фрески. Он принялся за новый фон, но успел нанести на полотно только предварительный набросок, где едва различаются намеки на изображение. На том работа оборвалась, так как зрение стало отказывать художнику – он плохо видел, что делает его рука, путал цвета, брал не те карандаши, какие хотел.

Потом художник, видимо, еще пытался продолжать работу над “Видением Иезекииля” , но слепота быстро прогрессировала, скоро он перестал видеть совсем.

Его снова перевезли в Петербург, поближе к жене, работавшей в Мариинском театре, и здесь – то в одной, то в другой лечебнице – провел он последние четыре года жизни, медленно угасая и в 1910 году, пятидесяти четырех лет от роду, Врубель скончался от воспаления легких.