Мятеж Калашникова в поэме Лермонтова “Песня про царя Ивана Васильевича…”

Мятеж Калашникова неотделим от родовых интересов народа, но именно личность осознает эти интересы и выступает в качестве их защитника. В мятеже Калашникова, скрестились личная обида и чувство поруганной народной | правды. Поэтому и бой Калашникова с Кирибеевичем происходит на виду всего честного народа. Эмоциональным выражением смертельного поединка, его бескомпромиссности, заранее предопределенного исхода и вместе с тем величия нравственной идеи, заключенной в нем, служит предшествующее бою описание:

Над Москвой великой, златоглавою,

Над стеной кремлевской белокаменной Из-за дальних лесов, из-за синих гор, По тесовым кровелькам играючи, Тучки серые разгоняючи, Заря алая подымается; Разметала кудри золотистые, Умывается снегами рассыпчатыми Как красавица, глядя в зеркальце, В небо чистое смотрит, улыбается. Уж зачем ты, алая заря, просыпалася? На какой ты радости разыгралася?

В этом пейзажном описании поэтически передано и величие будущего поединка, и трагическое предчувствие кровавой развязки, но все здесь наполнено духовной атмосферой справедливости предстоящего возмездия. Природа ликует, празднуя скорую победу правды, которую

отстоит Калашников перед лицом Москвы с ее кремлевской белокаменной стеной. Степан Парамонович чувствует, что по только себя защищает он.

Поэтому поединку, воспроизведенному с особой тщательностью, придано в “Песне…” символическое значение. Весь ритуал традиционного поединка – от приготовления к бою до описания самого боя А чрезвычайно важен в контексте художественного смысл “Песни…”. Лермонтов поэтизирует старые народные обычаи, где сила честно сражается с силой, где нет привходящих, мешающих непосредственному проявлению личной доблести и отваги условностей.

Здесь все основано на справедливом законе: “Кто побьет кого, того царь наградит, А кто будет побит, тому бог простит!” Внешним выражением внутренней правды Калашникова и народной правды, стоящей за ним, служит разное описание поведения Кирибеевича и Калашникова перед боем. Страсть Кирибеевича становится для него бедой. Искренняя любовь “удалого бойца” столкнулась с нравственными понятиями, узаконенными народным обычаем. Поэтому она предстает преступной волей, а носитель ее – всего лишь слугой царя:

И выходит удалой Кирибеевич, Царю в пояс молча кланяется… Напротив, Степан Калашников Поклонился прежде царю грозному После белому Кремлю да святым церквам, А потом всему народу русскому.

Наконец, в соответствии с народными поэтическими традициями косвенно предсказывается гибель Кирибеевича – он переживает душевное смятение и внутренне нетверд. Напротив, Степан Калашников исполнен решимости: “Постою за правду до последнева!” Совершенно иным эмоциональным колоритом наполнено предшествующее казни Калашникова описание, содержащее внутреннюю тревогу, неизбежную трагедию, предвещающее несправедливую расправу. Заунывный гуд-вой колокола соседствует с мрачной веселостью палача.

Степан Калашников и перед лицом Ивана Грозного защищает личную честь, совместившуюся с народной правдой. Он убежден, что одновременно вступается от всего парода и за общий христианский закон. Но, защищая закон, он совершает преступление против него, ибо честный открытый бой с противником не связан с личной обидой и местью. Это не обычный потешный кулачный бой, какого ожидал Кирибеевич (“Так и быть, обещаюсь для праздника, Отпущу живого с покаянием.

Лишь потешу царя нашего батюшку”), а смертельный. Степан Калашников вышел “не шутку шутить, не людей смешить”, а “на страшный бой, на последний бой!” Человек того же племени той же национальности оказывается смертельным врагом другого человека, своего соотечественника. Потешный бой оборачивается убийством.

Форма открытого и честного поединка скрывает личную месть, хотя бы эта месть и была оправдана высокими соображениями о защите правды народной и христианского закона.

Именно конечная вера в народную правду, в нравственные вековые устои народной жизни, носителем которых явился Степан Калашников и ради которых он решился на тяжкое преступление, обеспечивает ему внимание потомства и вечную жизнь в народных сердцах. Похороны Степана Калашникова также совершены, по старинному обычаю, “промеж трех дорог”, ведущих в исконные русские земли:

Схоронили его за Москвой-рекой, На чистом поле промеж трех дорог. Промеж Тульской, Рязанской, Владимирской, И бугор земли сырой тут насыпали, Над его безымянной могилкою; И проходят мимо люди добрые, Пройдет стар человек – перекрестится, Пройдет молодец – приосанится, Пройдет довица – пригорюнится, А пройдут гусляры – споют песенку.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Мятеж Калашникова в поэме Лермонтова “Песня про царя Ивана Васильевича…”