Мораль басни Лев и ее анализ (Крылов И. А.)
Обратимся к басне 1830 года. Ее название “Лев”. Просто “Лев”, без “и”. Лев, так сказать, в чистом виде.
И басни истина дана тоже в чистом виде: к рассказу нет пояснения, нет морали. Одна лишь картина, снятая с действительности. Картина, правда, аллегорическая, но тем она правдивее.
Итак, когда Лев стал стар и хил, ему надоела жесткая постель.
Он созывает к себе бояр, волков и медведей, т. е. собрался совещательный орган.
К нему обращена речь Льва. Он говорит о том, что постель ему стала слишком жестка,
…”Так как бы,
Мне шерсти пособрать”.
Итак, Лев предупредил (специально – старик знал, что в таких случаях происходило) своих бояр: не тягчить ни бедных, ни богатых. Всего вероятнее, после этого следовало ожидать, что пушистые и косматые произведут нечто вроде “складчины”,- к тому же много ли старику нужно на матрац.
Не тут-то было. Мы забыли, где мы находимся, забыли о всеподавляющей системе и ее добродетелях – жадности, скаредности и сутяжничестве. О власти “жирных”, как сказал бы Маяковский.
Своя
“Кто станет для тебя жалеть своей
Не только шерсти – кожи…”
Какая готовность пожертвовать все! Но вельможи продолжают. Они говорят, что у них есть много зверей, с которых они наберут шерсти.
“От этого их не убудет;
Напротив, им же легче будет”.
Речь поистине удивительна: басня позволила вести рассказ на уровне типического. Грабь ограбленного. Ему же будет легче.
Бери шерсть с тех, на ком ее нет. Какая страшная логика. Самое потрясающее в ней – ее правдивость. Потрясает в ней глубокое понимание Крыловым, великим писателем-социологом, крепостнической системы государственного управления.
И тотчас выполнен совет премудрый сей. А что наш старый, справедливый, добрый Лев? Лев?
Что Лев! Он
…не нахвалится усердием друзей…
“Но в чем же то они усердие явили?” – спрашивает Крылов и дает точный, фотографически точный ответ. Тем, что дочиста обрили зверей, а сами, хотя и были вдвое богаче шерстью, не поступились ни волоском, а даже поживились из дани – запаслись себе на зиму тюфяком. .
Можно добавить, что к Крылову никто из русских писателей уже ничего в этом смысле не добавил и не мог добавить. Не только Гоголь, но и Герцен, но и всеведающий Щедрин. И уже сейчас, в порядке предварительного вывода, можно сказать, что этому же, то есть выявлению законов системы, служит у поэта и поиск доброго царя, доброго Льва. “Ищите, где он добр” – для Крылова не многозначность характера, не борение страстей, в котором пафос пробивается через все препоны и утверждает себя как пафос, как характер,- нет.
Проблема “доброго Льва” – проблема выявления сущности системы путем выключения главного члена ее.