Мораль басни Камень и Червяк и ее анализ (Крылов И. А.)
Басня “Камень и Червяк” была написана в 1814 году. Коль скоро в свете царит неправда и “знать свет” – значит знать всесилие неправды и несправедливости, то ссылками на несправедливость света пользуется сама несправедливость для своего утверждения. Несправедливость, неправда, мелкая ложь, где-то оплошавший паразитизм; степенная многолетняя терпеливая бесполезность, стремящаяся очаровать своею скромностью; или кипучее себялюбие, выставляющее напоказ свой никому-то не нужный товар…
Да мало ли их, паразитов,- и скромных и “гордыней
И ни один из них не укрылся от проницательного взора великого мудреца, так двинувшего русскую литературу – “человековедение”!..
“Как расшумелся здесь! Какой невежа! –
Про дождик говорит на ниве Камень, лежа”.-
И далее о себе:
“Так я уж веки здесь; тих, скромен завсегда,
Лежу смирнехонько, куда меня ни бросят,
А не слыхал себе спасибо никогда”.
А затем идет великолепная по демагогии своей тирада – упрек свету:
“Недаром, право, свет поносят:
В нем справедливости не вижу я никак”.
И ведь все это от имени скромности, прославленной
Скромность как субъект, а не как предикат. Некая субстанция скромности. А она как субстанция пуста.
Это – нулевая категория. Но в данном случае она выступает как отрицательная величина. Ибо она активна.
А скромность в чистом виде, становясь активной, уже перестает быть собой и выступает как претензия, как требование награды. За что? И одновременно – как хула на действительно полезное и животворящее начало.
Так Крылов раскрывает суть демагогии. Она и лицемерие. Она и клевета.
Она и вероломство. Она, абсолютизируя нечто несамостоятельное и превращая его в субъект, именем истины издевается над истиной, топчет живое и полезное, то есть выступает как подлость, Крылов замечателен здесь и тем, что он вскрывает самый механизм демагогии. Вдумайтесь в этот силлогизм: Большая посылка: шум вреден.
Малая посылка* дождь шумит. Вывод: дождь вреден.
Или:
Большая посылка: скромность украшает. Малая посылка: камень скромен. Заключение: камень красив.
Эту механику общественной демагогии Крылов разоблачил блестяще. Он выявил ее сокровенное, ее законы: абстрагируйся от существенного, абсолютизируй косвенное, сошлись на несправедливость света, известную всем,- и ты будешь безупречен в подлости своей, убедителен и доказателен. И никто ни в чем тебя не упрекнет.
Камень скромен. Тих. Он подчиняется, летит туда, “куда его ни бросят”.
Идите по стезе скромности и осуждения шума – и вам останется только поносить дождь и награждать похвалами каменья, лежащие на ниве.
Крылов дал почти руководство для начинающих демагогов подобно тому, как сто лет спустя Маяковский напишет “Общее руководство для начинающих подхалим”. “Дал руководство” и тем самым лишил их этого руководства, раскрыв механизм демагогического приборостроения.
Камень, хвастающийся своей скромностью (здесь все построено на парадоксах, как вообще во всякой демагогии), получил должную отповедь:
“Молчи! – сказал ему Червяк.-
А ты на ниве сей пустое только бремя”.
Так теория вполне достаточных оснований продемонстрировала свою полную неосновательность. И софистическая логика перед лицом содержательной истины показала свою нелогичность.
Мне остается сказать, что Крылов народен в своей мудрости и мудр в своей народности. То есть его логика, логика здравого смысла, есть крестьянская, мужицкая логика. Она не верит глазам, она говорит – “дай пощупаю”.
Ее не обманешь. Но это не только логика, сложившаяся в практике труда и жизненно-бытовых лишений русских крестьян. А и крестьянская психология, дающая крыловским картинам определенное конкретно-чувственное, эмоциональное наполнение. Составляющее их эстетику.
Дождик “обильно ниву напоил” – это радость, счастье, надежда, жизнь, цветение. Это уже не басенное иносказание. “Не побасенки и применения”. А психология трудящихся масс. А какая роскошь звукописи!
Святой и непринужденной, поистине пушкинской…
Сей дождик, как его ни кратко было время,-
Спотыкающийся стих в результате скопления в центре его звуков “к” и начавший разрешаться плавностью через широкие “о”, “ы”, затем “л” и сонорное “м” точно передает картину накрапывающего и усиливающегося дождя.
Следующий за ним стих – “лишенную засухой сил” – говорит не только смыслом слов, обращенных к интеллекту, но и мучительно-томительными подударами “и”, “у”, “и” о страданиях нивы, изнывающей от зноя.
И все это кончилось. Все позади. Проливной, уже не “дождик”, а дождь – ливень – прошел над землею,-
Обильно ниву напоил.
Небо опрокинулось на землю. Всего только три слова. Так пишет поэт.
Крылов открыл завесу над тайной звукозаписи: она – в единстве смысла и звука слов. А не в безотносительном накоплении звуков.