МОЕ ОТНОШЕНИЕ К ПЕЧОРИНУ

МОЕ ОТНОШЕНИЕ К ПЕЧОРИНУ

Выражая отношение к тому или иному человеку или же художественному образу, мы, в первую очередь, производим детальный анализ его поступков и слов. Мы стремимся уяснить мотивировку его действий, порывы его души, умозаключения, отношение к миру. Если сфера интересов того или иного человека (героя художественного произведения) совпадает с нашей, мы благосклонно готовы понять и принять его.

В противном случае мы клеймим человека словом “плохой”, а персонаж – определением “негативный”. Такая шкала,

состоящая всего лишь из двух делений, двух полюсов – позитивного и негативного, – довольно удобна для пользования. Но допустим, кто-то попросит тебя оценить по этой шкале самого себя. Это наверняка вызовет затруднение.

Я плохой или хороший? Сегодня я проснулся, умылся, сделал зарядку, не опоздал в школу, отвечал на уроках, получил хорошую оценку, помогал родителям, значит, я хороший. Но вчера я нагрубил маме, значит, я все – таки плохой?

Любой человек – это средоточие зла и добра. Мы можем быть и слабыми и сильными, и грубыми и нежными. Мы можем говорить и правду и ложь, и добрые слова и злые. Мы можем

капризничать и быть великодушными, прощать и ненавидеть, любить и презирать.

И это главная особенность любого человека – он не схема, а думающее, чувствующее, размышляющее, сомневающееся дитя природы.

Закрыв после прочтения роман М. Ю. Лермонтова “Герой нашего времени”, я долго не мог понять, как я отношусь к Печорину. Иногда он вызывает восхищение, иногда симпатию, иногда чувство страха, а иногда откровенное отвращение. Вернувшись к Предисловию, я обратил внимание на слова Лермонтова о том, что Печорин не является портретом какого-то одного человека.

Это портрет, обобщающий, соединяющий в единое целое все пороки молодого поколения середины XIX века. Довольно необычным мне показалось то, что, состоящий из одних пороков, Печорин обладает столь притягательной силой. В повести “Тамань” я восхищался его смелостью и любознательностью, а когда Печорин пытался выкрасть красавицу черкешенку, я был заражен его азартом. Я смеялся над хвастуном Грушницким и сострадал Печорину, когда умерла Бэла.

Мне неловко было стать свидетелем его романтического свидания с Верой. На улице я пристально вглядывался в лица прохожих, пытаясь найти там отголосок фатума. Я до последнего момента умолял Грушницкого передумать, извиниться, избежать смерти. Я жил духом Печорина, я почти почувствовал себя Печориным.

И, наконец, я понял, в чем крылся успех романа.

М. Ю. Лермонтову удалось создать настолько пластичный и живой образ своего современника, что даже у критиков не возникало сомнений в существовании его реального прототипа. Когда герой произведения воспринимается как живой человек, а ты по мановению волшебного пера писателя проникаешь в загадочный, непознанный мир чужой души – это ли не вершина мастерства? Люди издавна мечтали научиться читать мысли друг друга.

Одни, преследуя свои корыстные цели, другие – с целью лучше понять своих близких, избежать непонимания, отчуждения.

Лермонтов дает образ Печорина в трех различных интерпретациях: во-первых, историю жизни Печорина мы узнаем из уст старого “кавказца” Максима Максимыча, во-вторых, Печорин сам рассказывает о себе и, в-третьих, действия главного героя комментируются автором. Если бы Лермонтов ограничился рассказом Максима Максимыча, мы бы не поняли странной реакции Печорина на смерть Бэлы (смеяться, когда человек уходит в небытие, грешно); мы бы не поняли, почему Печорин отказал в разговоре Максиму Максимычу, своему давнему и доброму приятелю. Свидетельства же Максима Максимыча и готовят читателя к восприятию не всегда приятных, иногда аморальных откровений героя.

В повестях “Бэла” и “Максим Максимыч” Печорин – это живой человек: он чувствует, он страдает, он ранит сердца других. И предваряя появление у читателей негативного отношения к своему герою, симпатизирующий Печорину Лермонтов пишет: “Грустно видеть, когда юноша теряет лучшие свои надежды и мечты, когда пред ним отдергивается розовый флер, сквозь который он смотрел на дела и чувства человеческие, хотя есть надежда, что он заменит старые заблуждения новыми”.

Во второй части повествования автор применяет необычный прием: он решает опубликовать дневниковые записи человека, который уже оказался за чертой жизни. Автор оправдывает свой поступок тем, что Печорина он видел только раз в жизни, не был его лучшим другом, а следовательно, не мог “питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиной дружбы, ожидает только смерти или несчастия любимого предмета, чтоб разразиться над его головою градом упреков, советов, насмешек и сожалений”. Таким образом, писатель полностью отстраняется от героя и от оценки его поступков и мыслей, предоставляя ему самому возможность рассказать о своей жизни.

В данном случае мы, читатели, имеем возможность увидеть мир глазами Печорина, жить его чувствами. Это ли не объективный взгляд на героя? Таким образом, и писатель, и читатели отказываются от примитивной оценки: “хороший-плохой”.

В первую очередь, герой романа живой человек, пусть иногда грубый, порочный, но живой.

Герой своего времени, Печорин отказался быть колесиком большого отлаженного механизма – человеческого общества. Во всяком случае, именно так себя идентифицирует он. Признаемся, это смелый поступок сильной и уверенной в своих силах личности. Герой это осознает, как осознает и последствия своего решения.

Как мне кажется, он способен отвечать за свои поступки. Однако каждый шаг дается ему нелегко. Возьмем, к примеру, чувства, составляющие счастье каждого человека – любовь и дружбу.

Любовь великосветских красавиц Печорину опостылела. Не находил он в себе силы и для того, чтобы любить женщину с сильным характером и твердой волей, такую как Вера. Любовь ради любви, любовь ради редких встреч и редких минут блаженства – вот что нужно было Печорину. Он признается что обязательства, которые неминуемо принесет за собой супружество, испугали его еще в детстве: “Одна старуха гадала про меня моей матери; она предсказала мне смерть от злой жены; это меня тогда глубоко поразило…” Трудно понять, кого обманывал Печорин в своем дневнике, говоря о предчувствиях, которые ему мешают жить, любить, переживать.

Ведь рядом с воспоминанием о гадании старухи находятся и слова Печорина о свободе, которую он не намерен продавать. А чуть позже он признается доктору, что давно уже живет не сердцем, а головою: “Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки со строгим любопытством, но без участия”. Печорин признает в себе существование двух людей: человека, который “живет в полном смысле этого слова”, и судью, который судит в нем человека.

Невозможно до конца понять всех причин, побудивших Печорина отнести себя к числу “лишних людей”. Мы начинаем понимать, что под маской силы, порочности, злобы в нем жива душа. Иначе почему бы его “душа обессилела, рассудок замолк” в момент, когда он понял, что навсегда распрощался с Верой? Почему он так настойчиво предлагал Грушницкому отказаться от клеветы и спасти свою жизнь?

В этой противоречивости натуры главного героя лермонтовского романа и кроется секрет его успеха у читателей.