Мое любимое произведение о Великой Отечественной войне (повесть Б. Васильева “А зори здесь тихие”)
Мое знакомство с повестью Б. Васильева “А зори здесь тихие” состоялось в шестом классе, когда по телевизору в День Победы показали фильм, снятый по этой книге. Смелая, отчаянная, озорная Женька Комелькова и старшина Васков, по-крестьянски деловитый, немногословный, твердо знающий свое дело, так запали мне в душу, что на другой день я взяла в библиотеке повесть “А зори здесь тихие” и прочитала ее буквально на одном дыхании.
Эта книга производит впечатление не обилием батальных сцен, не авторскими философствованиями о войне и ее жестокости,
Каждая из этих девчонок – личность. Познать счастье разделенной любви и материнства было суждено только одной – Рите Муштаковой. Словно предчувствуя, каким коротким окажется ее жизненный путь, Рита в семнадцать лет выходит замуж, в восемнадцать рожает сына, а в девятнадцать становится вдовой: ее муж, “старший лейтенант Осянин погиб на второй день войны в утренней контратаке”.
А к Лизе Бричкиной любовь
Все девятнадцать лет провела Лиза в избушке своего отца лесника, который беспробудно пил. Девушка ухаживала за тяжело больной матерью, “кормила, мыла, скребла”, отказавшись от собственной жизни: “И ждала завтрашнего дня”.
Лиза искренне верила, что впереди счастье. А потом началась война. И вот здесь, в тяжести военных будней, ее сердце впервые забилось часто-часто – Лиза влюбилась. “Втюрилась наша Бричкина, девочки!
В душку – военного втюрилась!” – смеялись над ней девчонки.
Женька Комелькова – душа компании, там, где она, – смех, шутки, песни. Высокая, стройная, с чудесными рыжими волосами и зелеными русалочьими глазами, Женька поступает не очень-то красиво – заводит роман с женатым полковником, штабным командиром. Героиня и не скрывает своего поступка: ” – Послушай, Женька, а как же полковник? – шепотом спросила Рита. – Как же ты могла, Женька… – А вот могла! – Женька с вызовом тряхнула рыжей шевелюрой. – Сейчас воспитывать начнешь или после отбоя?”
У Женьки своя боль. Ее отца, красного командира, мать, сестру, братишку расстреляли, а Женьку “эстонка спрятала в доме напротив”, и она видела, как убивали ее родных. У Женьки сильный характер, “несмотря на все трагедии, была она чрезвычайно общительной и озорной”, всех поддерживала, шутила.
Галя Четвертак воспитывалась в детском доме и отличалась богатым воображением. Она сочиняла сказки о том, что в монастыре, где размещался их детский дом, по ночам бродит призрак “бородатого монаха”, спрятаны зарытые монахами сокровища. Однако все рассказы Гали – “не ложь, а желания, выдаваемые за действительность”.
Выдумка о маме – “медицинском работнике” – была рождена страстной мечтой Гали иметь семью…
Студентка Соня Гурвич росла в дружной и очень большой семье. Она “донашивала платья, перешитые из платьев сестер”, но не унывала: бегала в читалку, во МХАТ, а однажды заметила, “что очкастый сосед по лекциям совсем не случайно пропадает вместе с ней в читальном зале”. А потом был их единственный, незабываемый вечер, а через пять дней началась война, и парнишка ушел добровольцем на фронт.
У каждой из этих девчонок были свои надежды, свои планы, свои мечты, но им не суждено было сбыться.
Васильев любуется немногословным мужеством своих героинь. Женька Комелькова, стараясь ввести в заблуждение немцев, чтобы они подумали, что здесь орудует большая группа лесорубов, превращается в отчаянную, бесстрашную артистку и очень неплохо играет свою роль:
“- Рая, Вера, идите купаться! – звонко крикнула Женька и напрямик, ломая кусты, пошла к воде.
– Девчата, айда купаться! – звонко и радостно кричала Комелькова, танцуя в воде. – Ивана зовите!.. Эй, Ванюша, где ты?… И подыгрывая ей, Васков заорал: “Эге-гей, иду! Сейчас идем, погоди!…”
А самого “до черного ужаса обожгло ожидание очереди, что брызнет сейчас из-за кустов, ударит, изуродует, сломает это буйно-молодое тело”.
До последнего отстреливалась Женька – “стреляла, пока были патроны”. Немцы ранили ее вслепую, “а потом долго смотрели на ее и после смерти гордое и прекрасное лицо…” Лиза Бричкина погибла при исполнении задания. Спеша добраться до разъезда, доложить об изменившейся ситуации, Лиза утонула в болоте: “Лиза долго видела это синее прекрасное небо.
Хрипя, выплевывала грязь и тянулась, тянулась к нему, тянулась и верила”.
При чтении повести вспоминается слова Юлии Друниной: “У войны не женское лицо”.
Осматривая погибшую Соню, Васков вздохнул: “Вот ты почему крикнула. Ты потому крикнуть успела, что удар у него на мужика был поставлен. Не дошел он до сердца с первого раза – грудь помешала”.
Васков с болью осознает страшную суть произошедшего. Приготовив могилу для погибшей Сони, он подумал: “… могла нарожать Соня детишек, а те бы внуков и правнуков, а теперь не будет этой ниточки. Маленькой ниточки в бесконечной пряже человечества, перерезанной ножом…”
Поражает беспримерное мужество Риты: не желая быть обузой для Васкова, тяжело раненая молодая женщина выстрелила себе в висок. Похоронив Риту и попросив прощения у убитых девчонок, Васков, не помня себя, почти теряя рассудок, бредет “навстречу немцам”: “В руке намертво был зажат наган с последним патроном”
Васков берет в плен четверых немцев: “Слезы текли по грязному, небритому лицу, он тряся в ознобе, и смеялся сквозь эти слезы, и кричал:
– Что, взяли?… Взяли, да?.. Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро!.. А не прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все сдохнете!..
Лично каждого убью, лично, даже если начальство помилует! А там пусть судят меня! Пусть судят!…”
“А зори здесь тихие”… В названии повести нет никакого указания на то, что речь в ней пойдет о войне. Гармония природы, разлитая благодать, тихие зори звучат горьким упреком войне.
Женское начало, выраженное в образах девчонок и неброской, скромной русской природы с ее тихими зорями, – протест писателя против человеческой жестокости, насилия, убийств.