Многоплановость романа “Братья Карамазовы”

Исследователи давно установили многоплановость романа, где “текущая действительность выступает в сложном сплаве с исторической и философской символикой”. Если существо всякого искусства заключается в символической многозначности его образов, впервые сообщающей им измерение глубины и отличающей их от плоского отображения действительности, то в больших романах Достоевского,- замечает С. Гессен,- особенность эта доведена до своей почти предельной степени.

Одно и то же действие развивается в них в нескольких планах бытия. Ученый

выделяет в романах Достоевского четыре уровня понимания действительности. В первом, наиболее внешнем, эмпирическом плане развертывается собственно фабула романа, “случай причудливым образом сталкивает не менее причудливых героев. В другом – психологическом плане рисуется столкновение страстей в человеческой душе, часто трагическое в своей безысходности и ведущее к гибели.

Однако, человек для Достоевского – менее всего только простое игралище судьбы или собственных страстей. Оба эмпирических плана действия связаны у Достоевского с более глубокой, позади них лежащей действительностью, с сверхчувственной

реальностью идей, которые для писателя суть подлинные движущие силы действия. Впрочем, говорит С.

Гессен, и тот метафизический план не есть у Достоевского последний; своей сущностной реальностью он обязан еще более глубокому слою бытия, которым можно было бы мистическим. Именно о нем Достоевский говорит :”…

Здесь борются дьявол с Богом, а поле битвы – сердца людей.” В том, как все эти сферы бытия сопряжены друг с другом и переплетены в единую ткань совокупного действия, так что потустороннее не только знаменуется эмпирическим, но всецело пронизывает его, просвечивается в нем, – и заключается величие Достоевского как поэта,”- считает С. Гессен. В “Братьях Карамазовых”, – продолжает ученый, – которые, несмотря на так и оставшееся ненаписанным продолжение, представляют собою, бесспорно, наиболее совершенное творение Достоевского, взаимная переплетенность и сращенность различных планов бытия выступает особенно явственно. Причем у Достоевского мысль о вне временном опирается на религиозную схему.

Художественное построение романа Достоевского заметно отличается в сравнении с произведениями ведущих писателей его времени: Тургенева, Гончарова, Толстого.

Когда современники наивно говорили, что Достоевский принебрегает формой, то в своей наивности они были в чем-то правы, то есть каким-то уровнем формы, каким-то уровнем реальности Достоевский действительно пренебрегал. Он разрушал его, чтобы поднять и выявить другой, более глубокий пласт. Это “иное” понимание реальности, связанное с тем, что для писателя вера – это прежде всего “таинственное прикосновение к мирам иным”.

Реальность для него не совпадает с реальностью фактов как отдельных осколков бытия, а лежит где-то по ту сторону этих фактов, и передать эту сквозящую за фактами реальность по самой своей сути невозможно связным пластичным изложением. В конструкции романа “Братья Карамазовы” можно с определенной долей условности выделить две оси бытия: горизонтальную, направленную к бесчисленным предметам пространства и времени, как бы уровень различий, отдельных фактов; и вертикальную – направленную к Вечности, с земли к небу, с земли к аду. Именно здесь – в вертикальной плоскости – вскрывается библейская идентичность сюжетов и образов.

Можно сказать, что судьбы главных героев романа, которых условно назовем группой”трансцендентных” героев, то есть имеющих вертикальный выход, решаются там”, в глубине, в сферах иных и высшими силами. “Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей,”- говорит Митя Карамазов, приоткрывая суть той борьбы, которая внешне выглядит как история семьи Карамазовых в типичном провинциальном городке России – Скотопригоньевске. Это одно из так называемых”сюжетных окон”, или”точек кризиса”, которые дают возможность выглянуть из тесного мирка социальности во Вселенную, из времени – в Вечность. Обычные пространственные и временные границы повествования раздвигаются при этом практически до беспредельности, возникает эффект”вселенского хронотопа”.

С одной стороны, в романе действие происходит в России в середине XIX века, а с другой – выходит в Вечность. В связи с этим вспомним слова Ивана, сказанные Алеше в трактире, где”русские мальчики” решают вечные вопросы:”У нас с тобой еще бог знает сколько времени до отъезда. Целая вечность времени, бессмертие! ” В этой вертикальной плоскости человек оказывается одинаково связан невидимыми узами как с бытием Бога, так и с существованием дьявола, что отражает библейский принцип мироустройства.

Проследим развитие конфликта этих высших сил в душе человека на примере Мити Карамазова, обвиняемого в отцеубийстве.

Мы увидим поразительный факт: в его собственных суждениях о преступлении, в показаниях на суде, в отношении к нему других действующих лиц, выступающих”за” и “против” него, в речи повествователя неизменно фигурирует Бог – “прибежище и спасение” Мити – и черт – ловкий, коварный и злобный тип, ставящий истину под сомнение.”Бог, – как сам Митя говорил потом,- сторожил меня тогда: как раз в то самое время проснулся Григорий Васильевич,” – читаем мы в романе.

Так, ординарное, на первый взгляд, событие приобретает огромную значимость. Человек напрямую связывается с Богом, подобно библейскому Моисею или Самуилу (“… а Я буду при устах твоих и при устах его, и буду учить вас, что вам делать. (Исход 4:15).

Или другой пример: “По-моему, господа, по-моему, вот как было, – тихо заговорил он (Митя), – слезы ли чьи, мать ли моя умолила бога, дух ли светлый облобызал меня в то мгновение – не знаю, но черт был побежден. Дмитрий “нравственно широкая натура” представляет собой, таким образом,”поле битвы” божеского и дьявольского. Он не убивает, потому что его спасает ангел-хранитель. Он небезвозвратно потерян и способен покаяться и пострадать, способен принять”крестную муку”.”Бог мучит” Митю, он ощущает свою вину в высшем смысле Бог против меня!

Таким образом, события и причины, оказываются куда более сложными, приобретают метафизический, мистический план, где действуют высшие субстанции – библейские Бог и Сатана. При этом и компоненты хронотопа в “Братьях Карамазовых” имеют одновременно реальное и символическое значение и складываются в структуре романа во взаимосвязанную систему со своей динамикой, что усиливает символическое звучание как составляющих, так и всего хронотопа в целом.

Звучание как составляющих, так и всего хронотопа в целом. Нужно отметить, что двуплановость пространственно-временной организации романа придает многозначность и повествованию, и изображению. Механизм символизации элементов хронотопа в романе можно обозначить так: от аллегории и эмблемы к широкому и многозначному обобщению-символу, часто библейскому по своей природе.

При этом, “символика романной топики и временной организации неизменно связана с изображением человека и его духовных движений, в направлении от уединения и одиночества к единению и братств.