Мир поэтики в стихотворении Тютчева “Кончен пир, умолкли хоры”
Следование за поэтическоми явлениями И их семантическими связями вполне оправдывает в случае с “Кончен пир, умолкли хоры” ( далее КП) то впечатление “пира поэтики”, которое может стать содержанием литературоведческой статьи. Так, наблюдения над межстрофическими отношениями КП позволяют увидеть более высокую степень структурированности внутри строфы, сравнительно с первой.
Разумеется, первая строфа представляет Собою структурное единство и даже более завершенную картину, чем вторая, но она линейчата и составлена из цепочки
Авторское сознание, соединенное в первой строфе с групповым персонажем “мы”, выделяется далее в вынесенную вверх авторскую позицию, а “мы” переходит в “бессонные толпы”, то есть в состав третьих лиц.
Мена авторской позиции и двойное перемещение точки зрения снизу вверх к звездам составляют траекторию лирического сюжета, так как смена культур дана не как повествование, но как переживание.
“Орнамент строфичен, узор строчковат”, – писал О. Э. Мандельштам. В его терминах, первая строфа узорна, а вторая – орнаментальна.
Вместе с тем иерархичность, сложная дифференциация и замкнутость мира второй строфы не обеспечивает устойчивой ценности. В едином лирическом переживании, обнимающем все стихотворение, ни христианскому, ни античному миру не отдается окончательного предпочтения. Противолежащие ценности инверсируют, и утраченные черты античности с ее органикой, простотой (сравнительной!) и стоицизмом идеализируются, порождая культурную ностальгию.
Однако жить приходится в мире, где гораздо больше отчуждения и беспокойства, где античность присутствует как фон и где остается лишь упование.
Тем не менее если У поэта кончен пир уже в первой строчке, а в стихотворении их двадцать, не считая содержательного пробела, то это не значит, что все остальные не имеют отношения к пиру. Пир кончается, будучи локализован в далеком овнешненном пространстве-времени, кончается как “вот этот пир”, но поэтическому пиру нет конца, потому что он транспонирован в интериоризированный, более устойчивый хронотоп. Поэтому пир более значим как всеобъемлющая метафора бытия.
Она обозначает как исключительные состояния, вырезанные из повеседневной рутины, так и длинные полосы жизни, окрашенные вдохновением и восторгом. В пире пересекаются саморасточение и самососредоточение. Пир выравнивает. Кровавое вино и гибельное упоение битвы – это тоже пир.
Все реальные пиры продолжаются в поэзии и поэтике. Там они и сохраняются, и отчуждаются. Стихотворение Тютчева, здесь прочитанное, в этой ситуации само подобно недопитому кубку.
Тютчев переживает бытие и историю как поляризованное единство, или кентавр-систему, где несовместимые компоненты (в данном случае строфы КП) образуют тем не менее нерасторжимое и проникающее сращение, в результате чего любое правильное толкование является в то же время ошибочным. В одной из интерпретаций КП, предпринятой Л. М. Биншток, утверждается, что автор “сливает свое сознание с античностью ушедшей, но живой в его душе”, и что “трагедия и падение в современном мире стали очевидными”.
Истолкование с предпочтением античности над современностью представляется совершенно не приемлемым, несмотря на то что исследовательница хорошо видит текст. К тому же для Л. М.
Биншток в КП отсутствуют мотивы христианства, что, впрочем, не удивительно для 1974 г. Однако, исходя из кентавр-системы Тютчева и постоянных инверсий знаков в его поэзии, опровергнуть неприемлемое очень трудно. Гораздо легче увидеть, как “океаническое чувство” поэта гиперкомпенсируется, в том числе и в КП, его конструктивным созерцанием.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...