Метод художественного изображения войны в творчестве Толстого

В Севастопольских рассказах Толстого уже отчетливо определился метод художественного изображения войны в полную силу проявившийся на страницах “Войны и мира”. В них (и близких к ним но времени – кавказских рассказах) отчетливо намечена та типология солдатских и офицерских характеров, которая столь широко и полно раскрыта во многих главах романа-эпопеи. Глубоко осознав историческое значение подвига защитников Севастополя, Толстой обращается к эпохе Отечественной войны 1812 года, увенчавшейся полной победой русского народа и его

В кавказских и Севастопольских рассказах Толстой высказал свое убеждение, что полнее и глубже всего человеческий характер раскрывается во время опасности, что неудачи и поражения являются самым сильным испытанием характера русского человека, его стойкости, твердости, выдержки. Потому-то он и начал “Войну и мир” не с описания событий 1812 года, а с рассказа о неудачной заграничной кампании 1805 года:

“Ежели,- говорит он,- причина нашего торжества (в 1812 году) была не случайна, но лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться еще ярче в эпоху неудач и

Как видим, в “Войне и мире” Толстой стремился сохранить и развить приемы раскрытия характеров героев, которыми он пользовался в ранних произведениях. Разница заключается по преимуществу лишь в масштабах задачи. Будущий Оленин в повести “Казаки”.

Толстой приступил к созданию романа, испытывая исключительный творческий подъем: “Я теперь писатель всеми силами своей души, и пишу и обдумываю, как еще никогда не писал и пе обдумывал”.

В письмах к близким людям, посланных в конце 1863 года, Толстой сообщил, что пишет “роман из времен 1810 и 20-х годов” и что это будет “длинный роман”. На его страницах писатель намеревался запечатлеть пятьдесят лет русской истории: “Задача моя,- говорит он в одном из незаконченных предисловий к этому роману,- состоит в описании жизни и столкновений некоторых лиц в период времени от 1805 до 1856 года”. Он указывает здесь, что в 1856 году он начал писать повесть, “героем которой должен был быть декабрист, возвращающийся с семейством в Россию”.

Для того чтобы понять своего героя и полнее представить его характер, писатель решил показать, как он складывался и развивался. С этой целью Толстой несколько раз переносил начало действия задуманного романа из одной эпохи в другую – все более раннюю (от 1856 года – к 1825-му, а затем – к 1812-му и, наконец, к 1805-му)

Этот громадный по масштабам замысел получил у Толстого заглавие – “Три поры”. Начало века, время молодости будущих декабристов – первая пора. Вторая – это 20-е годы с их вершиной – восстанием 14 декабря 1825 года.

И наконец, третья пора – середина века – неудачный для русской армии финал Крымской войны; скоропостижная смерть Николая ; возвращение из ссылки оставшихся в живых декабристов; ветер перемен, ожидавших Россию, стоявшую накануне отмены крепостного права.

В ходе работы над осуществлением этого громадного замысла Толстой постепенно суживал его рамки, ограничившись первой порой и лишь в эпилоге произведения кратко коснувшись поры второй. Но и “сокращенный” вариант потребовал от автора огромного напряжения сил.

В сентябре 1864 года в дневнике Толстого появилась запись, из которой мы узнаем, что он почти год не вел дневника, что за этот год он написал десять печатных листов, а теперь находится “в периоде поправления и переделывания” и что это состояние для пего “мучительно”. В предисловии этом, писавшемся в конце 1863 года, он вновь возвращается к тем же вопросам художественного метода, какие ставил в приводившихся выше дневниковых записях 50-х – начала 60-х годов. Чем должен руководствоваться художник при освещении исторических лиц и событий?

В какой мере он может пользоваться “выдумкой” для того, чтобы связывать “образы, картины и мысли”, особенно если они “сами собой родились” в его воображении?

Задуманное произведение Толстой называет в этом первом по времени наброске предисловия “историей из 12-го года” и говорит, что замысел его наполнен “величественным, глубоким и всесторонним содержанием”. Эти слова воспринимаются как свидетельство эпичности его замысла, определившейся уже на самом раннем этапе работы над “Войной и миром”. Если бы писатель задумал создать семейный роман-хронику жизни нескольких дворянских семей, как долгое время полагали исследователи, то перед ним и ие возникали бы те трудности, о которых он говорит в незавершенных набросках предисловия к “Войне и миру”. Как только Толстой перенес своего героя в “славную для России эпоху 1812 года”, он увидел, что его первоначальный замысел должен будет претерпеть коренное изменение.

Его герой вступил в соприкосновение с “полуисторическими, полуобщественными, полувымышленными великими характерными лицами великой эпохи”. Тогда же перед Толстым во весь рост встал вопрос об изображении исторических лиц и событий. В том же наброске предисловия писатель с неприязнью говорит по поводу “патриотических сочинений о 12-м годе”, вызывающих в читателях “неприятные чувства застенчивости и недоверия”.

Казенные, ура-патриотические сочинения об эпохе Отечественной войны 1812 года Толстой критиковал задолго до того, как начал писать “Войну и мир”. Создавая одно из самых патриотических произведений мировой литературы, Толстой обличал и разоблачал лжепатриотизм официальных историков и настроенных беллетристов, прославлявших царя Александра и его приближенных и умалявших заслуги народа и полководца Кутузова. Все они изображали победу русского войска над армиями Наполеона в стиле победных реляций, дух которых Толстой возненавидел еще в пору своего участия в севастопольской обороне.

Начиная своп рассказы о защитниках Севастополя, Толстой предупреждал читателя: “Вы… увидите войну не в правильном, красивом, блестящем строе с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а увидите войну в настоящем ее цыражении – в крови, в страданиях, в смерти”.