Метаморфозы «Классических роз»
Р Оза — царица цветов. Ее любили и воспевали с незапамятных времен. Ей поклонялись, о ней слагали легенды, Предания.
Самые первые сведения о розе встречаются в древнерусских сказаниях. В Древней Индии существовал закон, по которому каждый принесший царю розу мог попросить у него все, что пожелает.
Конечно, в любой национальной культуре роза символизирует разные понятия. Мы знаем цветок как символ любовной страсти (например, у Шекспира или роза в Древнем Египте), как историческую эмблему (война Алой и Белой розы; древние германцы считали
В эпоху раннего немецкого романтизма цветок становится выразителем романтического идеала, к которому постоянно стремится романтический герой. Абстрактный «голубой цветок» у Новалиса символизирует счастье в любви, творчестве, гармонии. Постепенно человек пытается для себя адаптировать этот идеал в виде вещи реальной.
В 1843 году публикуется стихотворение И. Мятлева «Розы». Оно написано в романтическом ключе. «Розы» здесь — часть природы. Они дают счастье только тогда, когда они
Тот, кто пожелает сорвать цветок, должен быть наказан. И. Мятлев не раз повторяет, что это — «заветные цветы». Недаром повествование о «деве» начинается с противительного союза «но». Счастье девы в «венке из роз» — мнимое, недолговечное. «Ей счастье долгое сулил, Казалось, рок».
Но природа не простила нарушительницу ее гармонии, и дева должна умереть.
Это стихотворение послужило источником для стихотворения Игоря Северянина «Классические розы». Северянин дает в качестве эпиграфа к своим «Классическим розам» первую строфу мятлевского стихотворения и в каждой строфе повторяет его первый стих, правда, с изменением формы времени связочного глагола.
Первая строфа стихотворения тесно связана с эпиграфом. Здесь тоже рассказывается о молодости, та же юношеская восторженность (в сердце «роились грезы», герой любил и был счастлив), тот же временной план «весны», прошедшей весны. Время глаголов и лексические элементы показывают, что это было в прошлом.
Лирический герой жил, любил, мечтал, наслаждался славой, природой. Отличает первую строфу от эпиграфа расширение пространства. Мы помним, что в эпиграфе герой наслаждается миром, который знал Он сам, а именно тем, что было в его саду.
В первой же строфе стихотворения весь мир для героя сконцентрировался «в сердцах людей». Герой научился любить, пользовался славой и, конечно, не мог существовать один.
В Торая строфа переносит нас во временной план настоящего (временные формы глаголов). Сейчас лирический герой находится на этапе зрелости. Юность миновала: «прошли лета», и что же мы видим?
Розы исчезли, а вместе с ними и любовь, и слава, и весна. «Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране», нет тех людей, в сердцах которых «роились грезы». Люди, повзрослев, разучились радоваться жизни и природе: «всюду льются слезы». Единственной отрадой людей, их «розами» становятся «воспоминания о минувшем дне». «Прошли Лета » молодости, а вспоминают их как один День. Если раньше люди сами любили, мечтали, то «ныне» они могут восхищаться только воспоминаниями об этом.
И не просто «люди», а все. Теперь герой видит мир повсюду, а не только в пределах «сердец людей». Пространство расширяется до максимума.
Но, как день прошлого, проходят и «дни» настоящего.
Третья строфа вырисовывает будущее. И в этом недалеком, отделяемом «днями» будущем картина совсем иная, чем в настоящем. Вместо плача, слез мы слышим успокоение: «Уже стихают грозы», а следовательно, нет и грома. Страна, которой не было в настоящем, хочет «вернуться в дом».
И все это обязательно будет. Плач утихнет, Россия успокоится, будет чувствовать себя дома, и тогда лирическому герою можно будет не менее спокойно умереть. И тогда для него будет только одно наслаждение: чтобы розы в его гроб были брошены «его страной».
Пространство опять сужается. Умиротворение наступит в России (сравним: «всюду»), а по смерти герой приближается к юности, опять появляется видение мира только через свое субъективное восприятие («моей страной»). Хотя «моя страна» это уже не «мой сад».
Лирический герой, поэт, бывший знаменитым еще в молодости, много сделавший для своей страны, поднимается на высшую ступень.
Его молодое «я» было мелким, собственническим: «мой сад» равно «я хозяин сада». Теперь же он — гражданин своей страны.
Образ «роз» развивается от прямого значения слова до переносных, все более и более патетичных. В эпиграфе «розы» действительно имеют значение Цветы, распустившиеся ранней весной в саду и по своей биологической природе боящиеся холодов. В первой строфе «розы» — это Плоды молодости, славы, любви. И лирический герой наслаждается именно этими плодами.
Во второй строфе «розы» — это радость Воспоминаний. «Ныне», где нет никого и ничего, не может быть и цветов, вещественных предметов. Это воспоминания, нечто абстрактное, не существующее в реальной действительности, более высокое. И в третьей строфе под «розами» имеется в виду Благодарность Родины.
Важны не сами розы, а то, кем они «брошены в гроб».
Стихотворение Северянина пронизано смыслами «молодость — зрелость — старость» и «прошлое — настоящее — будущее». На каждом из трех этапов (три строфы стихотворения) символ «розы» имеет свое значение. Это подтверждается и рифмами к слову «розы».
Первая строфа: «розы» — «грезы». Не читая строфы, можно догадаться, что речь идет о юности. Вторая строфа: «розы» — «слезы».
Это временной план настоящего — строфа связана с историческими событиями (стихотворение было написано в 1925 году). Третья строфа: «розы» — «грозы». Гроза показана как символ перехода в будущее.
О том же говорят и фонетические приемы в тексте:
В те времена, когда роились грезы
В сердцах людей, прозрачны и ясны,
Как хороши, как свежи были розы
Моей любви, и славы, и весны!
Ясно слышен преобладающий в первых трех строках сонорный, громкий, бурлящий, живой, кипучий, как и сама молодость, выраженная в первой строфе. К звуку постепенно присоединяются и другие сонорные — яркие, звонкие, переливчатые. Заметим, что в первой строфе нет ассонанса. Это не случайно.
В юности нет одинаковых нот, мелодия жизни переливается, иногда возвращается к старому, но никогда не стоит на месте.
Вторая строфа:
Прошли лета, и всюду льются слезы…
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране…
Как хороши, как свежи ныне розы
Воспоминаний о минувшем дне!
Здесь только в первом слове есть звук. Это как бы мостик от первой строфы ко второй, от семантики молодости к смыслу зрелости. Уход молодости тут воспринимается как бы во времени, в движении («прошли лета»). Первая же строка пронизана звуком, символизирующим чистое легкое капанье слез о прошедших летах.
Звон этот продолжается во всей строфе посредством сонорных звуков. Во второй строке — это плач, а в третьей и четвертой — радость воспоминаний.
Не случайно, наверное, что в первой строке дважды повторяется звук. Они как бы расширяют пространство («всюду»). Не случайно и то, что в последней строке подряд идут три звука (безударные звуки звучат как ). Звук считается самым ярким и сочным из гласных звуков.
Он символизирует яркое воспоминание из прошлого.
Наконец — третья строфа:
Но дни идут — уже стиха т грозы.
Вернуться в Дом Россия ищет троп…
Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!
Один из начальных ее звуков — , передающий тяжелые, но звонкие шаги времени. Сложен переход от настоящего к будущему, но ярок и светел итог — в России наступает умиротворение, «затишье»; мы слышим обилие глухих согласных в первой и второй строках ( , , , ). Возвращение России «в дом» стремительно, твердо, настойчиво, здравомысляще! Поэтому во второй строке добавляется утверждающий звук, который становится доминирующим в четвертой строке.
Это и гордость, и счастье поэта. Недаром в последних двух словах появляется и взрывной, который вместе с восклицательным знаком на торжественной ноте завершает стихотворение.
О Браз цветка репрезентативен еще и потому, что он практически не наделяется национальной семантикой. Если предметы интерьера, костюма всегда соотнесены с эпохой и традициями определенной культуры, то цветок имеет одинаковое символическое значение и в античности, и в XIX веке, и в современности. Изменяется лишь отношение автора к изображаемому образу, а лирический герой становится персонификацией мироощущения художника.