Мастерство Бунина в рассказе “Темные аллеи”
Писательская индивидуальность В. Бунина отмечена в огромной степени таким мироощущением, в котором острое, ежечасное “чувство смерти”, постоянной памяти о ней соединяется с сильнейшей жаждой жизни. Писатель мог бы и не признаваться в том, о чем он сказал В автобиографической заметке: “Книга моей жизни” (1921 г.), потому что об этом говорит само его творчество: “Постоянное сознание или ощущение этого ужаса / смерти / преследует меня чуть не с младенчества, под этим роковым знаком я живу весь век. Хорошо знаю, что такой знак есть участь
Но мне кажется, что я всегда чувствовал и чувствую его гораздо сильнее, чек многие другие”. Оттого, что Бунин так ощущал ужас смерти, небытия, у него острее, чем у других, выражена жажда жизни, удивление перед ней, умение воспринять красоту и полноту бытия. В той же “Книге моей жизни” он писал: “Полагают, что лишь человек давится своему собственному существованию и что В этом его главное отличие от прочих темных существ, которые еще в раю, в неведении, в недумании о себе. Если так, отличие немалое.
Надо только прибавить, что люди отличаются друг от друга степенью, мерой этого удивления”.
Обостренная
Поиски таких основ, дающих целостную картину мира, приводят уже раннего Бунина к теме любви, которая становится основной темой всего его творчества.
Цикл “Темные аллеи” – это по преимуществу рассказы-воспоминания о бывшей, прошедшей любви.
Настрой циклу дает стихотворение Н. П. Огарева “Обыкновенная повесть”, на которое не очень точно ссылается Бунин в первой одноименной с циклом новелле. Но у Огарева все заканчивается печальными строками о свидании молодых людей:
… Осталось для людей закрыто.
Что было там говорено
И сколько было позабыто.
Бунин, напротив, пишет о незабвенном, что проложило глубокий след в человеческой душе. Нередко запечатлен самый момент воспоминания, грустного прикосновения к давно отшумевшей радости. Ее дает любовь, а сохраняет на всю жизнь особенная, чувственная память, заставляющая с годами по-иному воспринять многое из того, что “осталось позади”.
Эта грань духовного бытия личности глубоко волнует писателя.
В бунинских рассказах удивительное разнообразие, по существу, одного и того же явления любви. В рассказе “Темные аллеи” Надежда тридцать лет, “сколько ни проходило времени, все одним жила”: для нее “все проходит, да не все, забывается”.
А ее былой возлюбленный Николай Алексеевич случайно, нежданно вспоминает “самое дорогое, что имел в жизни” и потерял. И успокаивается тоже быстро. Тем не менее “заноза” из его сердца все равно не исчезнет.
Как скажет доктор из рассказа “Речной трактир”: “…ведь ото всего остаются в душе жестокие следы, то есть воспоминания, которые особенно жестоки, мучительны, если вспоминается что-нибудь счастливое…”.
……………………………………..
Первый рассказ цикла, как уже отмечалось, должен был вызвать в памяти стихотворение Огарева. Анализ рассказа поможет понять, чем вызвана неточная ссылка Бунина на Огарева.
Сюжетная основа рассказа банальна до приторности. Только гений Бунина, проникающего в метафизические глубины, спасает сюжет от опасности превращения в еще одну пошлую мелодраму о соблазненной и покинутой барином крестьянке.
В рассказе сопоставляются две душевные способности любить: героя и героини.
Следуя за бунинской композицией, рассмотрим сначала героя.
Он появляется на фоне холодного осеннего ненастья, на одной из больших тульских дорог, “залитой дождями”. Везет его мужик, похожий на разбойника, на тройке “довольно простых лошадей” с очень предусмотрительно подвязанными хвостами.
Образ героя резко контрастен этому фону. Это “стройный старик военный в большом картузе и в николаевской серой шинели с бобровым стоячим воротником, еще чернобровый, но с белыми усами, которые соединились с бакенбардами, подбородок у него был пробрит и вся наружность имела сходство с Александром II, которое столь распространено было в пору его царствования среди военных; взгляд был вопрошающий, строгий и вместе с тем усталый”.
Перед нами – прилежный подражатель, раб модных представлений, который стремится выглядеть, как это трактовала светская мода. Он еще до сих пор франтоват и соблюдает моду, но тройка его довольно проста и вид кучера не самый презентабельный для такого важного господина, коим он себя представляет.
Очевидно и то, что мотает жизнь этого человека по большим дорогам, и он, как ни старается держаться молодцевато, устал. Бунин еще раз подчеркнет эту усталость, когда введет своего героя в светлую горницу и тот “с усталым видом” поправит рукой прическу.
Этот жест также подчеркнет в герое человека, привыкшего выглядеть. Но не быть. Это очень важно.
Потом мы увидим всплеск его чувств, когда он узнал назвавшую его бывшую свою возлюбленную, всплеск такой силы, что пройдут на миг накопившаяся за жизнь усталость и светская притворная рассеянность: “Усталость и рассеянность его исчезли, он встал и решительно заходил по горнице”.
Пробудившиеся в нем чувства, несомненно, искренни. Он, важный светский человек, краснеет через седину, краснеет до слез, ему трудно говорить, ибо в нем заговорила совесть. Он пытается себя утешить, отыскивая утешающее и себя, и Надежду объяснение их несложившейся любви.
Однако в душе его все порабощено ходячими стереотипами, поэтому на подлинный всплеск чувств душа его смогла породить и оформить в словах лишь пошлое успокоение:”Все проходит, мой друг, – забормотал он. – Любовь, молодость, – все, все. История пошлая, обыкновенная. С годами все проходит”.
И дальше он процитировал из книги Иова о протекшей воде: “Как о воде протекшей будешь вспоминать”.
А она – она ему скажет, что существует в жизни вечное, но не всем оно дано и подтвердит свои слова тоже ссылками на высшую, Божественную мудрость: “Что кому Бог дает, Николай Алексеевич. Молодость у всех проходит, а любовь – другое дело”. Ей не нужно подкреплять, как ему, истинность своих суждений цитатами из Священного Писания – ее душа живет подлинным и знает безо всяких цитат, что в этом мире Божье, а что – нет.
Она с грустью вспоминает стихи о темных аллеях, которые тогда он читал. Стихи были подлинным, и это ее обмануло, заставило поверить ему, что он тоже тот, кому Бог дал способность вечно любить. Только поэтому она, наделенная сполна этим даром Божьим, и окликнула его, узнав, кстати, мгновенно, несмотря на изменившие его годы.
Она хотела от него услышать…, вряд ли она знала, что она хотела услышать. Она любила и хотела того, чего хочет каждый любящий – побыть с тем, кого любишь, прикоснуться к его живой душе, но прикоснулась к мертвецу, и приговор ее беспощадно точен: “Ну да что вспоминать, мертвых с погоста не носят”.
Мертвец же, когда ему об этом сказали, вдруг, прикоснувшись к ее живой душе, понял, как в глупых претензиях выглядеть, а не быть, загажено оказалось в его жизни все личное, все то, где человек может быть открыт душой.
Пронзительно жалка исповедь-жалоба этого мертвеца на свою неудавшуюся жизнь: жена, которую, как говорит, любил без памяти, изменила и оскорбительно бросила, сына обожал, а тот вырос негодяем.
Обратим внимание, что герой сравнивает, кого из них оскорбительней бросили: он – Надежду, или его жена, т. е. и здесь он раб предрассудков. Раб светского мнения.
Его боль, осознание им своей бесполезной жизни заставляют Надежду, умеющую любить, а значит, и сострадать, поцеловать его руку. Он уезжает и вспоминает о своей любви (увлечении?), думает с пылом восторженного юноши, что “она дала ему лучшие дни его жизни”… и при этом стыдится, раб светских предрассудков, что поцеловал ей руку.
Автор начинает рассказ описанием дороги и завершает его изображением вновь едущего героя, который пеняет сам на себя. Герой представляет, как могла бы повернуться его жизнь, если бы он не был рабом предрассудков и общественного мнения. Однако очень скоро эти укоры себе завершаются возвращением к порабощенному предрассудками мышлению: “Что, если бы я не бросил ее?
Какой вздор! Эта самая Надежда не содержательница постоялой гостиницы, а моя жена, хозяйка моего петербургского дома, мать моих детей?”
Комментарии к его выводам не нужны.
Здесь важнее то, что он процитировал огаревские стихи. Обратим внимание: она просто вспоминает о них, они живут в ее душе, он же вновь цитирует, потому что способен только цитировать чужое в случаях, касающихся области духа. Священное Писание ли, стихи ли, а своих слов для выражения духовного у него нет.
Поэтому ему, живущему по чужим цитатам и руководствующемуся ходячими представлениями, не дано понять, что только такой, как Надежда, Богом суждено быть женой, хозяйкой и матерью. Не понял он и того, что это он отнял у Надежды все это, обманув ее цитатами, которые она приняла за проявление жизни его души, никогда не открывшейся жизни. За это он обречен в осеннюю непогоду и холод быть на дороге, не иметь Дома, а вот ей дано из ничего (бывшая крепостная крестьянка!) построить дом, в котором нет ее семьи, но есть тепло, которое согревает уставших на дороге путников.
Кажется, что идея бунинского рассказа – это только возвеличивающий крестьянку и низвергающий барина вариант трагедии “Бедной Лизы” Карамзина.
Нет, Бунин смотрит много глубинней: все социально-моральные причины не есть истинные причины, они только следствие метафизических, истинных причин жизненной драмы.
В этом рассказе, задающем тон всему циклу, Бунин исследует два вида половой любви: любовь Надежды, в которой родовое, пол органически слился с духовной потребностью любить; и любовь ее возлюбленного, основанную только на половом влечении.
В рассказе все эмоционально положительные переживания героя, воскрешаемые памятью, носят только половой характер: они связаны с воспоминаниями, как хороша была Надежда. Этот непросветленный пол как сущность душевной жизни героя проступает и в том, что на неузнанную Надежду он смотрит привычным взглядом самца, отмечая ее округлые плечи и легкие ноги.
Любовь Нажежды не лишена плотского чувства: недаром она вспоминает, что отдала не только свою красоту любимому, но и горячку своих половых страстей (“А ведь это вам отдала свою красоту, свою горячку!”.
Итак, в рассказе, задающем тон циклу, Бунин представляет два вида половой любви: основанный только на плотском влечении и соединяющий плотское и духовное в гармоническое единство. Второй тип любви встречается крайне редко, поэтому героиня и названа Надеждой. Она – надежда автора, трагически воспринимающего мироустройство и видящего единственную возможность просветлить мрак несовершенства человеческого бытия духовно просветленной любовью.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...