Любовь к труду и вера в человека в поэзии Брюсова

Любовь к труду и вера в него, вера в человека труда – умного и дерзостного – определяла оптимизм Брюсова. Он непрестанно славил “подвиг мысли и труда”, его героями становятся и безымянные труженики – пахарь и каменщик, рабочий и швея, и великие труженики науки: Дени Папен и Лейбниц, первые легендарные “космонавты” Дедал и Икар. И впоследствии – после победы Октября – новую, Советскую Россию поэт славил как республику свободного труда (“Праздник труда”, 1909).

Период первой русской революции – время наивысшего

творческого подъема Брюсова дооктябрьских лет. Русско-японская война и последовавшие за ней революционные события как бы прорвали тот “сумрак”, который был предметом эстетизации в прежних стихах поэта. Встретив войну казенно-патриотическими лозунгами (“Война”, “К Тихому океану”, “К согражданам”), Брюсов, однако, скоро распознал ее подлинный характер. И от монархических иллюзий в сознании Брюсова вскоре не осталось и следа. “Бывают побитые собаки: зрелище невеселое,- писал он П. Перцову в конце 1905 года.- Но побитый всероссийский император!” Стихотворения “Цусима”, “Цепи” (1905) и др. проникнуты чувством горечи за поруганную честь русского оружия.

Но главным было то, что, разуверившись в могуществе русского самодержавия, поэт окончательно перешел к “бунтарскому” отрицанию современной ему социальной действительности.

В первый же год революции, буквально в ответ на события текущего дня Брюсов пишет о грядущем царстве “свободы, братства, равенства” (“К счастливым”), о размахе и мощи революционного движения (“Знакомая песнь”) и т. д. “Для меня это был год бури, водоворота,- говорил поэт.- Никогда не переживал я таких страстей, таких мучительств, таких радостей”. События 1905 года отражены в творчестве Брюсова довольно ярко. Например, новелла “Последние мученики” (1905) является откликом на расстрел мирной рабочей демонстрации 9 января. Незавершенная поэма “Агасфер в 1905 году” содержит выразительное описание вооруженного восстания пролетариата Москвы в декабре 1905 года:

И все суровей, все окрестней, Как гром, как вызов, как судьба, Росла далекая пальба На улицах упорной Пресни.

В поэме “Плач о погибшем городе” (1906) Брюсов скорбит о жертвах декабрьского восстания, наблюдая “священные места последних битв”, разыскивая “тесницы, где поднимались дерзко баррикады”, “заветные углы, обрызганные мучеников кровью”.

Восприятие революции было у Брюсова еще во многом наивно-романтическим и даже порой анархистским. Революция представляется ему “шквалом” неизбежного возмездия, но он считал, что эта неизбежность обусловлена неукротимостью обездоленной массы, а не закономерностями исторического развития общества. Брюсов смотрит на революционные события как на “бурю летучую”, “грозу разрушений”, никем не направляемую и не контролируемую, опасную для человеческой цивилизации и все-таки желанную.

Он разделяет опасения буржуазно-либеральной интеллигенции, что “бесследно все сгибнет, быть может”, однако тут же оговаривается: “Но вас, кто меня уничтожит, встречаю приветственным гимном” (“Грядущие гунны”, 1905). В стихотворении “Довольным”, написанном в связи с оглашением пресловутой “куцой конституции” 7 октября 1905 года, звучит та же мысль: “Крушите жизнь и с ней меня”,- призывает поэт “детей пламенного дня”, т. е. восставших рабочих.

Но он не повергнут этим в отчаяние. В отличие от большинства символистов, Брюсов понимает, что старое рушится во имя торжества нового мира, который будет “ни твой, ни мой – ничей, но общий дар идущих поколений”. Временами, осуждая соглашательство, он подходит к настоящей бескомпромиссности и революционности: ему “ненавистны полумеры”, он оценивает ликование добившихся успеха либералов как “радость стада, нашедшего клочок травы” (“Довольным”, 1905).

Тем не менее антитеза “либералы – революционеры” не имела у Брюсова того классового содержания, которое вкладывали в нее марксисты. Либерализм представлялся ему абстрактной последовательностью и половинчатостью, а революционность – абстрактной же одержимостью. Поэтому диалектическое понимание революции как разрушающей и одновременно созидающей силы было для него недоступным. Отсюда печально известная формула Брюсова: “Ломать – я буду с вами! строить – нет!”, как нельзя лучше отражающая “программу” русского анархизма и расцененная ым как явно анархистский выпад’.

Анархистская позиция Брюсова особенно явственно сказалась в его несогласии со знаменитой статьей а “Партийная организация и партийная литература”. Отстаивая в заметке “Свобода слова” (“Весы”, 1905, №1 ) “независимость” художника, Брюсов обнаружил превратное представление о самой идее “свободы творчества”, выступил защитником “надклассовой”, следовательно, реакционной по своей природе идеологии.

Мотивы Осуждения буржуазно-монархической действительности ослабевали в творчестве Брюсова по мере того, как спадала волна революционного движения. Когда же в стране воцарилась реакция, Брюсов вошел в новую полосу сомнений. Некоторое время в его произведениях еще встречались реминисценции событий 1905 года.

Есть они и в стихотворном сборнике “Все напевы”, появившемся после поражения первой русской революции и объединившем стихотворения 1906-1909 годов. Один из циклов этого сборника носит название “Современность” (такой же цикл был в сборнике “Зхерпапоз”), но теперь современность не привлекает поэта, как прежде, а лишь вызывает настроения разочарованности и обреченности. В трех же следующих сборниках Брюсова – “Зеркало теней” (1912), “Стихи Нелли” (1913) 2 и, в какой-то мере, “Семь цветов радуги” (1916) – пессимистическое мировосприятие поэта еще более углубилось.