Литературные труды Юрия Федоровича Самарина

В статье Самарина Белинскому могло понравиться то, что автор не старался возвысить славянофильские добродетели ни одного, ни другого из героев “Тарантаса”. И степной помещик Василий Иванович – слишком упрощенный экземпляр исконно русских начал, и славянофильствующий Иван Васильевич, наглядевшийся на Европу во время путешествий, оказался слишком ненадежным, почти пародийным пропагандистом славянофильского учения. Все это могло казаться Белинскому похожим на шарж, близким его собственной интерпретации “Тарантаса”; ведь Белинский

прозрачно намекал, что герой Иван Васильевич – это Иван Васильевич Киреевский…

Но Самарин и не думал искать в “Тарантасе” пародии, он просто всерьез упрекал героев повести в никчемности, а автора – в поверхностном отношении к серьезным вопросам.

Никаких иллюзий относительно позиций Самарина в статье “О мнениях “Современника”, исторических и литературных” у Белинского уже не было. Самарин выступал открытым противником “натуральной школы” и пытался, в отличие от Хомякова, толковать не о ее невозможности, а о внутренних противоречиях между ее “пророками”, о

противоречиях между Гоголем и его учениками. Выпад Самарина был тем более коварным, что он, казалось, строился на фактах и преследовал цель реабилитировать Гоголя после выхода книги “Выбранные места из переписки с друзьями”.

Белинский парировал выпад Самарина в статье “Ответ “Москвитянину”. В письме к К. Д. Кавелину 22 ноября 1847 года Белинский объяснил резкий тон своего “Ответа “Москвитянину”: “Поверьте, что в моих глазах г. Самарин не лучше г. Булгарина, по его отношению к натуральной школе…”.

В чем же суть выпада Самарина? В обновленном “Современнике”, который с января 1847 года стал выходить под негласной редакцией Н. А. Некрасова и И. И. Панаева, были теперь сосредоточены основные силы “натуральной школы”, здесь же сотрудничал и Белинский. Но цензура не разрешила Некрасову и Панаеву издавать “Современник” под своими именами. Тогда редакции пришлось пойти на компромисс: она пригласила в качестве ответственного редактора профессора Петербургского университета А. В. Никитенко, не чуждого литературным интересам и одновременно служившего в цензурном комитете.

Никитенко был известен своим либерализмом: это он разрешил с некоторыми переделками опубликовать “Мертвые души” Гоголя. Некрасов и Панаев намеревались использовать Никитенко в качестве ширмы.

В первом номере “Современника” за 1847 год были помещены две программные статьи: статья Белинского “Взгляд на русскую литературу 1846 года” и статья Никитенко “О современном направлении русской литературы”. Статьи не только по качеству, но и по некоторым установкам противоречили одна другой. Самарин это тотчас заметил и попытался использовать в борьбе с “натуральной школой”.

Кстати, Белинский только из тактических целей в “Ответе “Москвитянину” старался затушевать свои расхождения с Никитенко, взять под свою защиту ответственного редактора “Современника”. Но в самой редакции уже назревали противоречия, и Никитенко вскоре вынужден был уйти из “Современника”.

Самарин не без удовлетворения отметил, что Никитенко – весьма двусмысленный сторонник “натуральной школы”, хотя номинально и возглавляет “Современник”. Действительно, Никитенко лишь повторял вслед за Белинским, что литература должна иметь определенное направление и что в современной русской литературе хотя и нет талантов, равных Гоголю, все же “отстоялись и улеглись жизненные начала дальнейшего развития и деятельности”2. Но Никитенко выражал недовольство тем, что “натуральная школа” односторонне изображает русскую действительность, нарушает “вечные законы искусства”. Совершенно в духе писаний самих славянофилов Никитенко утверждал: “Ежели есть у нас и Ноздревы, и Собакевичи, и Чичиковы, то рядом с ними есть помещики, чиновники, выражающие правами своими прекрасные наследственные качества своего парода с принятыми и усвоенными ими понятиями мира образованного…”

Используя упреки “натуральной школе” в односторонности, Самарин от себя заострил некоторые мысли Никитенко, выбрав из его статьи много скрытых и явных выпадов против “натуральной школы”.

Отметим попутно, что именно Самарин превратил обозначение метода “натуральной школы” в термин “натурализм”, тогда как Белинский этот термин в такой редакции еще не употреблял, хотя и не увидел в нем злостного искажения самого понятия “натуральное изображение жизни”. Однако термин “натурализм” не удержался в тогдашней критике и возник позднее, уже совсем в другой связи.

Главный грех “натуральной школы” Самарин видел в том, что она переняла у Гоголя только его односторонность, сатиру. Она основана на “двойном подражании”: Гоголю и французской словесности.

Поскольку славянофилы уже не раз сталкивались с Белинским на почве высказанной им формулы: “…надо отвергать все национальное, в чем нет человеческого”, то Самарин решил побороться и здесь. Он спрашивал: кто же нам объяснит, в чем, собственно, состоит это человеческое? Для одного оно в одном, для другого в другом. “С вопросом: что есть общечеловеческое и как отличить его от национального, спор только что начнется”2. Но Самарин не отвечал на поставленный вопрос, он только пугал трудностями его решения, а на деле расписывался в симпатиях к старой Руси, что было уже не ново.

В том и состояла сущность давно начавшейся борьбы лагерей вокруг этого вопроса, что ими давались различные ответы на него. История показала, кто был прав. Под человечностью и истинностью отношений славянофилы подразумевали патриархальность, отсталые общественные формы, смирение народа и подчинение предрассудкам, идеализацию церкви и власти.

В этом и заключалась их реакционность. Белинский под человечностью подразумевал коренные социальные перемены в России, о сущности которых он говорит во всех своих статьях и в “Письме к И. В. Гоголю”.