Литература периода укрепления Русского централизованного государства (XVI-XVII вв.)

Впервые десятилетия XVI в. заканчивается поглощение Москвой отдельных вотчинно-феодальных областей, сливавшихся в единое Русское (Московское) государство с централизованной властью самодержавного царя, опирающегося на служилое дворянство и вступающего в энергичную борьбу с крупными феодалами-княжатами и боярами, отстаивающими старые формы феодальной раздробленности.

С исторической точки зрения факт слияния разрозненных русских областей в единый государственный организм, возглавляемый московским самодержцем, был, несомненно, явлением

положительным и поступательным. В свое время известный русский историк Забелин, возражая тем, кто винил Москву в деспотизме и подавлении свободного развития русских областных центров, очень удачно определил роль Москвы в процессе развития русской государственности. “Мы не находим, например,- писал он,- и малейших исторических оснований для распространенного уже взгляда, по которому к московскому периоду нашей истории ныне почитают как бы долгом относиться с какою-то брезгливостью, едва не со враждою… Когда из хаоса частных самовластных отношений, ничем не определенных, вращавшихся без всякого плана, а стало быть, и без общей единой цели, возник вполне законченный, живой, вполне определенный тип самовластья, тогда только, и именно посредством этого живого типа, почувствованы были и все общие цели и задачи народного развития.

Народ так и понял эту новую фазу своей жизни. Ее не могли понять лишь те частные сферы жизни, которые продолжали по-прежнему преследовать свои частные цели, вовсе не имея никаких представлений о целях общенародных. В этом смысле Москва явилась знаменем общих целей; она крепко держала это знамя, постоянно была с ним впереди и своею историею доказала, что эти цели были существенные, потому что они были общенародные… Преимущество московской формы перед своими родоначальниками, частными мелкими формами самовластия, конечно, заключается в ее единстве; а единство, во всяком случае, есть сила; с силою же можно было добраться, по крайней мере, до того, что мы есть” .

Тут – применительно к тогдашней русской действительности – по аналогии вполне приемлемо положение, высказанное Энгельсом относительно победы королевской власти над феодальной оппозицией в Западной Европе: “Что во всей этой всеобщей путанице королевская власть была прогрессивным элементом,- писал Энгельс,- это совершенно очевидно. Она была представительницей порядка в беспорядке, представительницей образующейся нации в противовес раздробленности на мятежные вассальные государства. Все революционные элементы, которые образовывались под поверхностью феодализма, тяготели к королевской власти, точно так же, как королевская власть тяготела к ним” 2.

Говоря о движении общественной мысли в России XVI в. под влиянием борьбы боярства с дворянством, Плеханов также пользуется аналогией из западноевропейской средневековой политической практики: “Для примера,- пишет он,- можно указать на Францию, бывшую некогда классической страной феодализма. Борясь с феодалами, французские короли опирались именно на третье сословие, которому выгодно было усиливать монархическую власть за счет власти землевладельческой аристократии” 3.

Иосифлянское духовенство, представлявшее собой значительную политическую силу и своей хозяйственной практикой ставшее в противоречие с интересами дворянской монархии, в конце концов без особого упорства идет на компромисс с властью и находит пути для согласования своих интересов с интересами господствующей социальной силы – дворянства. В оппозиционное отношение к определенно обозначившейся политической и социальной ситуации становится крупное боярство и поддерживающая его группа монашества, унаследовавшая традиции заволжских старцев.

Образование у нас централизованного многонационального государства, ускоренное потребностями самообороны, в царствование Ивана Грозного, в силу тех же потребностей, но прежде всего в результате продолжавшегося роста производительных сил и товарно-денежных отношений, привело к дальнейшему усилению политической мощи государства, в котором объединяющей силой стал русский народ.

Продолжавшаяся политическая борьба между двумя основными группами господствующего класса русского общества находила свое выражение в памятниках, насквозь проникнутых совершенно незамаскированной публицистической тенденцией. Часть этих памятников не заключает в себе специфически литературных элементов; часть из них содержит эти элементы сравнительно лишь в очень небольшой степени. И те и другие должны быть рассматриваемы преимущественно как памятники культурно-исторические, но общее знакомство с ними, как и с обусловившими их направле – , ниями общественной мысли, необходимо для понимания той идейной атмосферы, в которой памятники собственно литературные возникали и которую они отражали в своем содержании и в своей тематике.