Литература немецкой «внешней эмиграции» во время II мировой войны

Одним из наиболее примечательных представителей этой литературы был Г. Фаллада. Он не покинул Германию после 1933 года, решил переждать события, поселился в деревне. В годы одиночества и душевной депрессии ненависть к фашизму выливается в лучшие его произведения тех лет, такие как «Волк среди волков» (1937) и «Железный Густав» (1938).

Но вершиной всего реалистического творчества писателя явился роман «Каждый умирает в одиночку» (1947), посвященный теме сопротивления нацистскому режиму внутри Германии.

Фаллада с удивлением и глубоким

восхищением перед силой человеческого духа рассказывает о «простых немцах», боровшихся против чудовищного механизма фашисткой системы». Он рисует жизнь немецкой столицы в 1939-1943 гг., атмосферу рейха с запугиванием, шантажом, репрессиями.

Многие годы живут в узком семейном мире главные герои романа Отто и Анна Квангель. За свою аполитичность и пассивность они расплачиваются смертью сына. Столяр-краснодеревщик, Отто Квангель пришел в рабочую среду из маленькой мастерской и во многом сохранил черты мастерового.

В нем развиты чувство собственного достоинства, презрение к бездельникам, отвращение

к фашизму, независимость суждений. Придя к мысли о необходимости активного сопротивления гитлеровскому режиму, он противопоставляет себя не только политической системе, но и миру немецких обывателей. Однако Отто Квангель одинок в своем сопротивлении.

Автор, осудив метод одиночного сопротивления, особенное внимание обращает на поведение Квангеля после ареста. Именно в этих частях романа полностью раскрывается удивительная сила духа, выдержка, сознательность Квангеля. В сценах допросов, в сцене суда, в поединке с верховным судьей рейха Фрейслером идейно и нравственно побеждает старый рабочий.

Каждый персонаж в романе находит свой, исторически предопределенный конец. Охваченный страхом и отчаянием, застрелился комиссар Эшерих, гнусно кончил жизнь Энно, в одиночестве погиб Фромм. Квангель боролся до последнего дыхания. «Все должны осознать, каждый должен утвердиться в том, что право на будущее, право на уважение можно завоевать только большим коллективным усилием» (92, 448).

В первый послевоенный период литература Германии находилась на перепутье. С одной стороны, в страну постепенно возвращались некоторые эмигранты-писатели, с другой стороны был огромный поток вернувшихся с войны солдат, с исковерканными фашизмом судьбами, многие из них искали самовыражения в литературе, но в эти годы литература «внутренней эмиграции» все еще сохраняет свое серьезное влияние в обществе.

Правда, дух этого пласта литературы сильно изменился: здесь преобладали мотивы трагические, апокалипсические, что создавало почву для метафорической зашифрованности, вселенской символики, крушения мира, человеческих страданий. Формулой этой литературы является «магический реализм», т. е. осмысление трагического опыта фашизма происходит на глубинном психологическом, метафизическом уровне. Именно «вхождение вовнутрь, познание через скрытые для внешнего обозрения ощущения личности должны были стать основой осознания вины «моральной и метафизической». Немецкий экзистенциализм в эти годы выдвигается на арену.

К. Ясперс, один из первых, своей книгой «Вопрос о вине» (1946) ставит вопрос о вине немцев. В дальнейшем этот вопрос, выросший до масштабной проблемы вины и ответственности немцев перед другими народами за зло, содеянное фашизмом, становится определяющей в творчестве лучших писателей Германии.

Ярким представителем литературы «магического реализма» был Г. Казак, автор романа «Город за рекой», впоследствии ставшего одним из наиболее известных и обсуждаемых на Западе произведений о войне. При всем многообразии форм и образносюжетной полифонии антивоенной литературы, это произведение сосредоточило в себе нечто глубинно-значительное, не сводящее его лишь к антифашисткой тематике. Хотя точкой отсчета для фабулы становится вопрос автора: «А если бы фашизм существовал не двенадцать лет?

Если бы «новый порядок» продолжался десятилетия? Что сделалось бы с людьми, с жизнью?»

И тут перед читателем воспроизводится картина жизни «после смерти», т. е. это та предполагаемая ирреальная действительность, в которую превратилась бы страна в случае победы фашизма. Герой романа Роберт получает назначение на работу в архив в этот «город за рекой», превращающийся в чудовищный символ мертвой зоны, сочетающей в себе грандиозную аллегорию и фантасмагорию хаоса.

В самом названии романа есть двузначность, игра символов. Это и город мертвых, находящийся за рекой Летой — т. е. обобщенно-метафорический символ потустороннего мира, и более конкретная антифашистская притча и шире — приближающийся к жанру антиутопии символ тоталитарного общества.

Читая роман Г. Казака ощущаешь насколько условны те разграничения на экспрессионизм, экзистенциализм, магический реализм, трагический абсурд и пр. того материала, который отражает атмосферу перерождения, а вернее, вырождения реальности под воздействием античеловеческих идей. В мире «города за рекой «ликвидированы» все атрибуты живой человеческой жизни: музыка умерла, труд стал символом бессмысленности, пустого круговорота ненужных дел и разрушения, природа биологически вырождается — взаимодействие стихий прекратилось, пересохли водоемы, погибли рыбы, трава и облака…

Сам человек как личность превратился в мертвую плоть, в автомат.

Так, герой романа, только что прибывший в город, ищет Анну, некогда любимую им женщину, которая давно живет в «городе за рекой». Странная сцена в романе — встреча двух людей, когда герой, еще не отравленный атмосферой этого проклятого города, стремится к интимной близости с любимой, но «Роберт, целуя Анну, почувствовал во рту ацетоновый вкус как от яда…» (290).

Гнусная имитация жизни в романе очень близка к жанру романа-антиутопии, в которой объектом изображения является любое тоталитарное общество, насилующее природу человека и ведущее его к универсальной трагедии.

В романе присутствует огромное количество аллюзий с такими произведениями, как «Мы» Е. Замятина, «О дивный новый мир» О. Хаксли, «1984» Оруэлла и многими другими образцовыми шедеврами этого ряда.

Так, гибель импульсов творческих, трудовых, дружеских и любовных напрямую сопоставимы с ситуациями в романах-антиутопиях. Труд как стихия бессмысленности в «Городе за рекой» продемонстрирован на знаменитом сопоставлении двух фабрик. На одной и на другой люди еще механически исполняют сложные работы.

Продукцию одной фабрики везут на другую, где изделие превращается в сырье.

Особые кирпичи и изразцы — в лом. Это сырье возвращается на первую фабрику, вновь возникают изделия. Вместо развития и приумножения стихии жизни и богатства — пустой круговорот ненужных дел.

Об этом и повествует притча в романе Замятина «Мы» о вольноотпущенниках, когда привыкшие к тупому, бессмысленному, автоматическому труду работники, оказавшись не у дел, продолжают без орудия труда исполнять свой ритуал.


Литература немецкой «внешней эмиграции» во время II мировой войны