Кто боится “грозы” в одноименной пьесе Островского?

“Идеальность” Катерины – не девичья идеальность наивной души. За нею горький опыт принуждения себя: жизнь с нелюбимым мужем, покорность злой свекрови, привыкание к брани, попрекам, высоким глухим заборам, запертым воротам, душным перинам, долгим семейным чаепитиям. Но тем острее и ослепительнее вспышки ее природного возвышенного отношения к жизни – тяга к красоте, к тому, что еще теплится в детских впечатлениях и чему нет ни цены, ни названия.

Внезапное желание полететь, как птица, и воспоминание о столбе света в церкви, где будто

облака ходят и поют ангелы, и память о безмятежной поре юности, когда она бегала “на ключок”, молилась на заре в саду… Молилась так, неизвестно о чем: просто чувство молодости, восторга перед красотой мира переливалось в ней. Может, не так уж широки и внятны те понятия о счастье, какими питается сердце Катерины, но важна сама эта возможность души – удивиться прекрасному, ее неосуществленная жажда многое вобрать в себя, и пугающее, но притягивающее чувство полета, когда она полюбила.

Строгого “реалиста” Писарева оттолкнула некогда религиозность Катерины. Но ее экзальтированная религиозность

– не обряд, а нутро, и стоит она в одном ряду с непогасшим желанием духовной жизни и женской одаренностью. Да найдется ли ей, такой, какова она есть, отзыв в скучной жизни с Тихоном в мертвом городе Калинове, где надо всем страх, где всем людям – “гроза”?

Грозой часто считали налетевший на Катерину вихрь страсти. Но гроза в пьесе многолика – не только образ душевного переворота, но и боязнь наказания, греха, родительского авторитета, людского суда. “Недели две никакой грозы надо мною не будет”,- радуется, уезжая в Москву от маменьки, Тихон.

Слово “гроза” мелькнуло в этой реплике не зря. Нет ли в главном, ключевом для пьесы поэтическом образе, отсвета этой посторонней человеку, внушающей ему трепет силы?

Чтобы глубже понять мысль пьесы, выраженную в ее названии, надо приглядеться к движению символического образа грозы, который, возникнув уже в первом акте, нарастает, подобно античной теме рока, усиливая драматическое напряжение. Легче всего было бы, следуя традиции, истолковать этот образ лишь как символ потрясения в душе героини или даже, с некоторой натяжкой, как пророчество грядущего общественного обновления.

Однако, внимательно вчитываясь в текст пьесы, можно обнаружить, что этот символический образ связан прежде всего с мотивом страха и освобождения от него. Это страх, нагоняемый самодурами, их бранью, попреками, домашней пыткой. И еще – это страх возмездия за грехи, страх, какой-то кары свыше, “страх божий”. “Гроза-то нам в наказание Посылается”,- поучает Дикой Кулагина.

Над Катериной, какой мы видим ее в начале пьесы, тоже очень еще сильна власть этого страха. В первом акте отдаленные удары грома вселяют смятение в душу Катерины, только что признавшейся Варваре в “грехе” – своей любви к Борису. “Я и не знала, что ты так грозы боишься”,- говорит ей Варвара. “Как, девушка, не бояться! – отвечает Катерина.-Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всем и твоими грехами…”

Гроза, в первом акте заходившая издали, разражается наконец в четвертом. И любопытно посмотреть, как поведут себя в эту минуту действующие лица драмы.

На толпу обывателей, спасающихся от дождя у стены полуразрушенной галереи с изображением геенны огненной, гром производит впечатление почти мистическое. Слышны мрачные пророчества: “Эта гроза даром не пройдет… Либо уж убьет кого-нибудь, либо дом сгорит…” Один лишь механик-самоучка Кулигин не боится грозы: величественное и красивое зрелище, она вовсе не опасна для человека, который легко может унять ее разрушительную силу с помощью простейшего “шеста” – громоотвода. Обращаясь к толпе, объятой суеверным ужасом, Кулигин говорит:

“Ну чего вы боитесь, скажите на милость Каждая теперь травка, каждый цветок радуется, а мы прячемся, боимся, точно напасти какой.. У вас все гроза!.. Изо всего-то вы себе пугал наделали. Эх, народ.

Я вот не боюсь”.

В этих словах обнажено главное содержание реалистического символа, связующего воедино все образы и нити действия драмы.