“Кромешный мир”; войны и смеховая культура “Василия Теркина”

В твардовсковедении часто писали об образе автора и образе главного героя в “Василии Теркине”, их перекрещивании и функциональной взаимодополняемости: “То, что молвить бы герою, говорю подчас я сам”. Нас интересует несколько иной аспект проблемы, разработка которой только начата современными исследователями: “Именно отечественные войны создавали ситуацию, не столь частую в российской жизни: столкновение, вернее, взаимоузнавание носителей двух видов сознания – народного и рефлектирующего.

Отечественная война, как русская

песня или как молитва в Храме, давала ощущение родства при сохранении чувства индивидуального бытия (…). Видимо, не столь уж неоправданными были упреки ортодоксальной советской критики по отношению к герою Твардовского, в котором видели больше “русского”, нежели “советского”. Действительно, в духовной жизни Василия Теркина нет места тому коллективизму, в котором подавляется личность в ущерб навязанной извне воле.

В нем сильно, и это неоднократно подчеркивается автором, чувство своей единичности с не менее сильной потребностью быть частью целого, частью общей судьбы народа и отечества:

“Потерять башку – обидно Только что ж, на то война (… ) Но Россию мать-старуху, Нам терять нельзя никак Наши деды, наши дети Наши внуки не велят”. В этом чувстве “скрытой теплоты патриотизма” (Л. Толстой) автор и герой едины, но сфера его проявления – различна.

Поле героя – это преимущественно поле поступков, действий, событийности. Пространство автора пространство наблюдений, размышлений, раздумий, воспоминаний, пространство рефлексии:

 Полдень раннего июня Был в лесу, и каждый лист, Полный, радостный и юный, Был горяч, но свеж и чист.

 Лист к листу, листом прикрытый, В сборе лиственном густом Пересчитанный, промытый Первым за лето дождем.

 И в глуши родной, ветвистой,

 И в тиши дневной, лесной

 Молодой, густой, смолистый,

Золотой держался зной (Т.2.С.243). Медитативные, лирически насыщенные главы “От автора”, “О себе”, “От автора”, “О себе” соседствуют с главами фабульно-событийного характера “Генерал”, “Поединок”, “Дед и баба”, “В бане”, что структурно подчеркивает принципиально важное для Твардовского скрещение народного и рефлексирующего сознаний, дающее эффект полноты национального видения “большой войны”. Соответственно, и смеховые формы, характерные для носителей двух типов сознания, будут различны.

Наконец, последнее замечание общего характера, предваряющее конкретный анализ смеховой культуры “Книги про бойца”. Характеристика поэмы “Василий Теркин” как произведения безусловно оптимистического до сих пор является доминирующим, и это в основном не вызывает сомнения. Однако есть смысл вспомнить статью О. Берггольц 1946 года, в которой автор воспринимает “Теркина” как лирическую поэму, особо подчеркивая трагический пафос произведения. Она одна из первых заметила, что всепобеждающий смех – далеко не единственная тональность поэмы и указала на особую значимость для нее таких глав, как “Про солдата-сироту”.

Мысль исследовательницы актуализирует понимание природы и функциональности смеха самим Твардовским: “… юмор не должен идти на пустяки, только на одни забавные четверостишия и “миниатюры”. Юмор особенно хорош в соседстве с большим и серьезным содержанием. Впрочем, юмор – тоже содержание или, как говорится, подлинный юмор – дело серьезное, искусство высокое”.

Думается, что переплетение разных жанрово-стилевых тенденций является главной столь же неотъемлемой чертой поэмы, как ее оптимизм, во многом обусловивший фейерверк комических средств.

В “Книге” нашли выражение практически все формы и приемы создания комизма, которые так или иначе нашли место в поэтике Твардовского в целом. Комическая насыщенность “Книги” – предмет давнего внимания ученых. Традиционно подчеркивалась всепобеждающая сила смеха как основное значение комического в произведении. Предпринимались попытки дать характеристику некоторым частным комическим приемам, проследить изменение эстетической окраски смеха в ткани произведения.

И тем не менее целостный анализ форм и приемов комического, своеобразие роли смеха в контексте творчества Твардовского до сих пор не представлен.

Вместе с тем мы хотели бы акцентировать внимание на принципиально новой функции народного юмора в военной поэме Твардовского. В “Стране Муравии” это был способ выражения восторженной радости поэта, его искренней веры в социалистический миф. Поэтому радужные картины “Сельской хроники” и сказочные реминисценции скитаний Моргунка овеяны оптимистически-доброжелательным юмором.

Иная задача у комического “Книги…”. Здесь юмор подобен античной эгиде, позволившей пережить военное лихолетье. Отсюда нарастающая свобода авторского голоса в развитии сюжета, обширный спектр приемов создания комического.

Освобожденная муза Твардовского перешагнула фольклорные рамки, и в поэме получили выражение практически все образцы комического: от безобидно-юмористического до злорадно-саркастического смеха, который прослеживается в новом для автора приеме – политической карикатуре. Отдельно хотелось бы отметить появление философской и социальной окраски у иронии. Имевшая прежде в основном юмористический колорит в поэме она обретает признаки интеллектуальной иронии.