Крестьянская жизнь в произведениях Тургенева. “Бежин луг”;, “Хорь и Калиныч”

Крестьянская жизнь в произведениях Тургенева. “Бежин луг”, “Хорь и Калиныч”

Интерес к изображению крестьянской жизни явно просматривается и в “Записках охотника” Ивана Сергеевича Тургенева. Они документальны точными указаниями на место действия: Орел, Курск, Жиздра. Однако это не фактографический очерковый документализм с ярко выраженным описательным характером увиденного автором, с указанием последовательно географических мест, как в литературе путешествий. Вместе с тем образ конкретизирован в пределах Тульской

и Орловской губерний с их социально-экономической обусловленностью, особенностями местности, природы, своеобразием быта и типов крестьян как носителей народной национальной идеи.

Эти особенности широкого движения жизни, художественного пространства заметил еще Гончаров: “…как заходили передо мной эти русские люди, запестрели березовые рощи, нивы, поля… Орел, Курск, Жиздра, Бежин луг – так и ходят около”1.

Фольклор трансформируется в сюжетно-образной системе очерков, как и у Даля, соотносится с фольклорно-поэтическими жанрами (сказаниями, народной песней), их художественнной образностью,

поэтикой, сюжетом (“Певцы”, “Ермолай и мельничиха”, “Свидание”, “Живые мощи”). Однако все перечисленные элементы достаточно специфичны у Тургенева, поскольку в его творчестве этнографического очерка как такового нет, писатель отходит от очерка к рассказу и все-таки этнографические элементы в них могут быть обнаружены.

Уже в первом рассказе “Хорь и Калиныч” в развивающийся сюжет писатель включает конкретные этнографические элементы, хотя и не ставит своей задачей изложение точного документального материала. Этнографический рисунок дан Тургеневым в начале рассказа. Писатель замечает резкую разницу между “породой” людей: “Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в деревянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти; калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело и весело, лицом чист и бел, торгует маслом и дегтем и по праздникам ходит в сапогах”. Тургенев дает и местоописание деревень: “Орловская деревня… обыкновенно расположена среди распаханных полей, близ оврага…

Изба лепится к избе, крыши закиданы гнилой соломой… Калужская деревня, напротив, большею частью окружена лесом; избы стоят вольней и прямей, крыты тесом…”2.

В духе этнографической литературы приводит Тургенев описание крестьянской избы зажиточного Хоря и избушки Калиныча. “Мы вошли в избу. Ни одна суздальская картина не залепляла чистых бревенчатых стен; в углу перед тяжелым образом в серебряном окладе теплилась лампадка; липовый стол недавно был выскоблен и вымыт”. “Калиныч отворил нам избушку, увешанную пучками сухих душистых трав, уложил нас на свежем сене”3.

В рассказе “Певцы”, повествующем о “русской, правдивой, горячей” душе крестьянина-отходника Яшки-Турка, которая звучала и дышала в нем “и так и хватала за сердце, хватала прямо за его русские струны”, при помощи песни раскрывается национальный характер героя. Писатель делает героя своеобразным носителем народной стихии. Тургенев воспроизводит быт деревни, описывает и Притынный кабачок – один из деревенских кабаков. “Устройство их чрезвычайно просто. Они состоят обыкновенно из темных сеней и белой избы, разделенной надвое перегородкой…

В этой перегородке над широким дубовым столом проделано большое продольное отверстие. На этом столе, или стойке, продается вино. Запечатанные штофы разной величины рядком стоят на полках, прямо против отверстия.

В первой части избы… находятся лавки, две-три пустые бочки, угловой стол. Деревенские кабаки большей частью довольно темны, и почти никогда не увидите вы на их бревенчатых стенах каких-нибудь ярко раскрашенных лубочных картин, без которых редкая изба обходится”4.

Погружение в народную стихию Тургенева заметно и в рассказе “Бежин луг”. В нем можно наблюдать приметы народного быта, выраженные в какой-то мере в этнографическом описании деревенского пастбища – выезда крестьянских мальчиков в ночное. Здесь же воспроизводятся черты мифологического сознания крестьянских детей, их представления, источником которых являются услышанные ими народные легенды и предания, просто страшные рассказы, бытующие в крестьянской среде. Речь крестьянских мальчиков, их рассказы носят элементы фольклорной прозы, народно-художественного словесного творчества.

В ней может быть отмечена народная фразеология, элементы сказа. Так, в рассказе Кости о Гавриле, слободском плотнике, наблюдаются сказовые элементы и проявляется специфика народной речи: “Уж он ходил, ходил, братцы мои, – нет! не может найти дороги. Вот и присел он под дерево; давай, мол, дождусь утра, – присел и задремал.

Вот задремал и слышит вдруг, кто-то его зовет. Смотрит – никого. Он опять задремал – опять зовут. Он опять глядит; а перед ним на ветке русалка сидит, качается и его к себе зовет…”5.

Рассказы мальчиков о русалках, домовых, леших, утопленниках, поверья о Тишке вслед за авторским повествованием входят в структуру художественного текста, создавая стилистику “текста в тексте”, то есть своеобразный литературно-фольклорный синтез.

Этнографическими подробностями характеризуется и рассказ “Касьян с Красивой Мечи”. В нем можно найти и краткое описание Юдиных выселок, и Красивой Мечи. “Юдины выселки состояли из шести низеньких и маленьких избушек, уже успевших скривиться набок, хотя их, вероятно, поставили недавно: дворы не у всех были обнесены плетнем. Въезжая в эти выселки, мы не встретили ни одной живой души…”6.

Носителем же фольклорной стихии в рассказе является и главный герой. Как в фольклорной поэтике, он сливается с природой: срывает какие-то травки, сует их за пазуху, бормочет что-то себе под нос, перекликается с птичками, чирикает вслед поршку. Герой подхватывает песенку жаворонка, пристрастен к соловьиному пению.

Касьян сам поет сочиненную им песенку: “А зовут меня Касьяном, а по прозвищу блоха”. Здесь же в народно-поэтическом ключе дает Тургенев и прозвища крестьянам. Касьян знает лечебные травы. “Есть травы, цветы помогают тоже”, – говорит он рассказчику.

Он верит в спасительную молитву. Однако образ жизни его необычен, в крестьянской среде герой оценивается как “юродивый”. Это также приближает его к народно-фольклорной традиции. Не чуждо Касьяну стремление к правдоискательству.

Мечта героя приобретает поэтизированный характер, раскрывает его поэтический мир, расцвеченный этнографически-фольклорными образами: “…за Курском пойдут степи, этакие степные места, вот удивление, вот удовольствие человеку, вот раздолье-то, вот божия-то благодать! И идут они, люди сказывают, до самых теплых морей, где живет птица Гамаюн сладкогласная, и с дерев лист ни зимой не сыплется, ни осенью, и яблоки растут золотые на серебряных ветках, и живет всяк человек в довольствии и справедливости… И вот уж я бы туда пошел”, – говорит Касьян7. Его рассказ носит черты сказа.

Тургеневский герой – мечтатель, его образ овеян романтическим ореолом.

В поэтическом освещении, глубоко народных традициях рисуется Тургеневым и образ крестьянина Калиныча (рассказ “Хорь и Калиныч”). Калиныч стоит ближе к природе. Народный герой Тургенева – продолжение природных стихий. Он вошел в избу Хоря с пучком полевой земляники в руках, пел довольно приятно и подыгрывал на балалайке, знал народные приметы: когда пойдет дождь – “утки вот плещутся, да и трава больно сильно пахнет”.

Мог заговаривать кровь и выгонять червей. Тургенев подчеркивал особую просветленность облика Калиныча как носителя нравственных и эстетических начал народной жизни: “…лицо Калиныча было кроткое, ясное, как вечернее небо… Сам же он все глядел и глядел на зарю”. О воздействии фольклора на творческое сознание Тургенева, прежде всего народных песен и легенд, свидетельствуют и такие рассказы, как “Малиновая вода”, “Льгов”, “Бурмистр”, “Мой сосед Радилов”, “Лебедянь”, “Контора”, “Смерть”.

Пейзаж писателя также соотнесен с фольклором. Отдельные пейзажные зарисовки в художественном сознании Тургенева соотносятся с образами народной поэзии, с местами действия былинных богатырей, с элементами исторических и географических реалий. Описывая раздольные травянистые луга, он переносится в фольклорную стихию, соотнеся ее с современным пейзажем, называя их “прямо русскими, русским людом любимыми местами, подобно тем, куда въезжали богатыри наших древних былин стрелять белых лебедей и серых утиц” (“Стучит”). Пейзаж в очерке “Лес и степь” представлен как элемент этнографии типическими чертами ландшафта центральной черноземной полосы России с указанием деревень, мест и т. д. К народной стихии в рассказах Тургенева относится и фольклорность речи персонажей и авторской речи, почерпнутой из устного народного творчества и представленной в соответствии с народной эстетикой. :


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)
Loading...

Крестьянская жизнь в произведениях Тургенева. “Бежин луг”;, “Хорь и Калиныч”